Про Месси и про футбол

— Привет! А зачем ты фоткаешь? — раздаётся откуда-то детский голос.

Я кручу головой, но поскольку вопрошающего нигде не видно, делаю ещё пару кадров, давая возможность ему себя как-то обнаружить. Вопрос повторяется, и на этот раз я различаю, что он идёт откуда-то будто бы снизу.

Сажусь на корточки и заглядываю под куст. Глазам открывается арочный тоннель, образованный ветками и закреплённый изнутри тремя цветными бельевыми прищепками. На другом конце тоннеля на корточках сидят двое мальчишек: один белобрысый, с голым торсом, лет пяти, второй — в футболке — постарше, лет семи или восьми.

— Привет! — говорю. Это вы сами тут тоннель такой построили?
— Я первый спросил! — весело отвечает старший.
«Как, — думаю, — с детьми просто: никаких тебе скрытых мыслей или невысказанный подозрений!»
— Это я для красоты снимаю. Есть такой музей наличников, вот я для него и фотографирую.
— А мы от Гоши прячемся! — это младший. — Нам папа Володя трубу сделал. Мы на стройку ходили, а папа Володя сказал, что там нельзя и вот сделал два тоннеля. — он звонко выговаривает «р», но вместо Володи выдаёт, что-то вроде «Ва-одя» — Мы в самураев играли с Гошей, но он кушать пошёл. А ты уже покушал?

Я, внутренне смеясь строгости вопроса, киваю, хотя на самом деле про обед и думать давно забыл.

— А Гоше сколько лет? — спрашиваю.
— Ему шесть пока ещё. — отвечает старший.— У него есть двухзарядный карабин Нёрф. А у меня гильзы!
— Ничего себе, богатство! — улыбаюсь я, глядя на россыпь гильз на маленькой ладошке. —  Я когда был маленьким у меня тоже были, правда другие!
— Это охотничья. — вытаскивает он ещё одну кармана. — Хотите, возьмите!
— Нет, — отстраняюсь я с улыбкой, — что-ты! Я не буду забирать, это же твои сокровища! Ты их на улице нашел что ли?
— Нет, это я стрелял. Эта — от пистолета, эта — от карабина, а это всё  — он делит гильзы на несколько неравных кучек — от гладкистволов… А тут дробь была насыпана! — снова показывает он на ружейную картонную гильзу.

Пока мы обсуждаем гильзы, маленький усиленно роется в карманах брюк и тоже что-то достаёт.
— А у меня вот! — и предъявляет мне пригоршню монет разной ценности.
— А ты я смотрю богач? — Не могу удержаться я от улыбки. — За мороженым пойдёшь?
Но старший, желая видимо переключить моё внимание обратно на гильзы, осекает его.
— Савелий, тут мало. Тридцать два рубля и пятьдесят копеек. — И тут же продолжает гнуть свою линию:
— А вот эти на Вальдшнепа! Мы ездили, там из гладкого ствóла стреляли.
— И что, попали? Я никогда не видел вальдшнепа, какой он вообще?
— Больше чем у дятла клюв! А цветом тёмно-жёлтый так — показывает на себе — и у него пятнышки такие вот, чёрные.

Тут он вдруг вскакивает, будто словно услышав что-то, и, успев лишь крикнуть нам «мама зовёт», исчезает из виду.
Маленький Савелий, явно обрадованный, что теперь никто меня не отвлекает от общения с ним, переходит сразу к главному.
— А вы хотите в руках Ме́сси подержать?
— Ме́сси? — не пойму я.
— Это у нас кошечка!

Оказывается, что у его ног, среди веток, стоит коробка, а в ней чёрно-рыжий котёнок. Ме́сси. Мальчишка вытаскивает котёнка из коробки, протягивает мне. Я обхожу травяной тоннель, подхожу ближе, беру котёнка на руки.
— Ну привет, — говорю, — Ме́сси! Ты такая малышка!
Котёнок явно не рад, что его вытащили из горобки: покусывает мне пальцы и пытается свалиться. Савелий, видимо из педагогических целей рассказывает ещё про ёжика, который у них убежал из коробки и прямо на дорогу. И потом в этой коробке они его и похоронили. Месси однако это не убеждает и она, несмотря на все мои попытки её поддержать, всё-таки падает с рук обратно в коробку.

— А ещё у нас тут старинный дом есть!
— Старинный дом? — оживляюсь я.
— В нём вон та бабушка живёт. — он показывает на старушку, медленно идущую поодаль с палочкой. — Она нам пить из колонки не даёт. Говорит: «Идите домой пейте».
— А что в колонке?
— Хорошая вода. Вкусная.

Тут из-за дерева вновь появляется старший товарищ. Теперь у него в руках огромное, с его примерно рост, пластиковое ружьё. Он подбегает ближе и показывает:
— Во!
— Ого! — говорю.
— Только затвор заклинило. Теперь не постреляешь.
— Это гранотомет что ли? — поражаюсь я размеру ружья.
— Он пять тысяч стоил. — Невпопад отвечает мальчишка.
Маленький Савелий в попытке снова перетянуть разговор на себя, замечает:
— У меня тоже дома есть Нёрф, только он маленький. Но он стреляет.
Однако старший легко справляется с такой атакой: выходит чуть вперед и ответственно заявляет:
— А я когда вырасту буду футболистом. Потому что футболистам за один гол платят один миллион.

Казалось бы крыть нечем, но Савелий оказывается не лыком шит:
— А я не буду футболистом. Я буду тренером. Я буду свистеть в свисток, а ты бегай.

#ВПоискахНаличников #Болхов #ОрловскаяОбласть #ДомоваяРезьба #nalichniki #наличники

Люди все разные…

…Стою возле единственного в Боровске кирпичного дома с резными наличниками, спрашиваю у проходящих мимо людей о причинах такого странного явления.

Первой появляется женщина в возрасте, с высокой прической и в очках.
— Извините, вы про наличники эти не знаете случайно?
— В каком смысле?
— Ну что они такие, ни на что непохожие и на кирпичном доме.
— А… Ну это… надо, знаете, в библиотеке узнавать, они подскажут краеведов. Вы знаете где библиотека? Или вы не местный?
— Нет, вот специально приехал узнавать про наличники…
— Да поздно вы что-то спохватились, уж не осталось ничего.

Через некоторое время за ней в том же направлении следует худощавый загорелый мужчина в спортивной майке-борцовке.
— Здравствуйте, — говорю, — вы по наличники эти случайно не подскажете?
— Прикалываесся? — насмешливо обращает ко мне свою, на удивление лучезарную улыбку этот дядька (которому при ближайшем рассмотрении оказывается лет как минимум пятьдесят). — Чё, скрытая камера что ль? — озирается он по сторонам остановившись. — Выходи, Леопольд, я тебя разгадал!
— Да нееет, — развожу я руками смеясь, — я на самом деле один. Просто дом необычный такой. Сам кирпичный и наличники!
— А это! Ну так это ж деревянное это, как его… зофчество, — коверкает он слово, по видимому сам того не понимая. — У нас же тут Пафнутий Боровский и храм Покрова… А ты чего, приезжий что ли?
— Ну да, — киваю.
— А… ну ты эта… в Храм сходи, туда все туристы идут…
— А что много туристов приезжает?
— Капля в море. Но ты сходи-сходи, не пожалеешь…

Минуты три никого нет, потом с другой стороны приближаются парень с девушкой — туристы, сразу видно: у парня большой рюкзак за спиной, никон на шее, у девушки красная куртка вокруг пояса, в руках мороженное и, похоже, какой-то путеводитель, и ещё маленький фотоаппарат болтается на запястье. Оба в трекинговых ботинках, что характерно скорее для иностранцев, поэтому я сначала прислушиваюсь к речи и только убедившись, что говорят по-русски, спрашиваю:
— Ребят, извините, а вы что-нибудь знаете, почему тут наличники на кирпичном доме?

Парочка, враз умолкнув, подходит ближе, ребята несколько секунд с интересом смотрят на наличники и на меня. Наконец девушка поворачивает голову к парню и говорит, словно продолжая какой-то разговор:
— Я тебе говорила, что они тут повёрнутые все на этих наличниках!
И уже обращаясь ко мне:
— Мы просто с утра заспорили, что тут все разные наличники, потому что крестьяне с разных мест сюда съезжались.
— У нас просто такого нет, — вставляет парень.
— А вы откуда? — не могу не спросить я.
— Из Киева, — радостно говорит девушка.
— Из Питера, — на четверть секунды отстав от неё и перебивая громче, отвечает парень.
На секунду виснет молчание, смысл которого до меня доходит не сразу.

Первой опять реагирует девушка:
— Мы из Питера, просто сейчас через Киев едем! — и смотрит на меня с тревогой.
Ну, думаю, дожили…
— Что, — искренне удивляюсь я, — неужели приходится скрывать?
Взгляд девушки вроде проясняется, но парень всё ещё смотрит исподлобья:
— Люди разные бывают.
— Что, даже здесь? — недоумеваю я.
— Нас просто дальнобой высадил вчера, как узнал, что мы из Украины. — поясняет девушка.
— Говори «с Украины», не пались — улыбаясь поправляет её парень. Его, я вижу тоже начинает отпускать.
— Вообще мы Овчинникова шли смотреть, вы не знаете где глобус Боровска?
— Глобус Боровска!? — я за ней не успеваю.
— Ну карта фресок! — нетерпеливо поясняет девушка. — Тут сказано, что есть карта фресок, но адреса нет. — она показывает буклет с картой Боровска, где на вклейке какой-то рисунок на доме, похожий на глобус и подпись «Глобус Боровска».
— Нет, — говорю, — совсем не знаю о чём речь…

Ребята удивляются моему незнанию, мы прощаемся, обещая друг другу ещё встретиться «где-нибудь тут в городе», а я ещё некоторое время расспрашиваю прохожих, но уже как-то без энтузиазма, да и никто ничего интересного теперь не рассказывает. 
А через полчаса я и сам иду искать этот самый глобус Боровска.
…

PS Я бы не вспомнил эту историю, если бы не ГлухоманьGo!
8 сентября едем на один день в Боровск — смотреть фрески Владимира Овчинникова вместе с их автором! А про самые интересные наличники расскажу я (хоть я и не автор). Присоединяйтесь!
Ссылка вот: http://gluhoman-go.ru/nalichniki_i_russkij_behnksi!

#ВПоискахНаличников #Боровск #КалужскаяОбласть #ДомоваяРезьба #nalichniki #наличники

Последний из могикан


…— Наличники, что ли, снимаешь? Последние, так сказать, из могикан?

Я киваю, хотя мне кажется, что в Лухе наличников мало не потому, что их уничтожили, а просто тут они и не прижились в своё время. Иначе почему ж тут резных домов всего штук пять?
Об этом и решаю спросить.

— А вы не знаете, чего их так мало тут? В окру́ге ещё полно, а у вас совсем как-то нет.

Мужчина, пристроив сумку на крышу серебристой волги, спускается с порожка и, перед тем, как нырнуть в багажник, видимо за верёвкой, окидывает меня любопытствующим взглядом. Потом достаёт жгуты с крючками на концах, снова встаёт на порожек, чтоб крепить сумки и, наконец, отвечает:

— Да я не здешний сам. Здесь не надо это всё никому что ли. Что ли попривыкли к этой старине. Вот ты приехал со стороны: «О! Красиво!» А здешним чего, они это всё с детства видят. Вот ты женатый что ли, я смотрю? — он кивает на моё кольцо.
— Да, — говорю, удивляясь неожиданному переходу темы.
— Давно?
— Лет десять, — ещё больше хмурюсь я.
— А, ну вот! — кивает мой собеседник, словно и ожидал такого ответа.

Жгуты оказались коротки и оставив попытки закрепить ими сумки на крыше, он вновь заныривает в недра багажника, извлекая ещё одну связку цветных резинок с крючками. Затем опять встаёт на порожек двери (словно только оттуда и можно со мной разговаривать) и продолжает:

— А я пятнадцать тогда был. Семнадцать на самом деле. Ну там дети двое, как у всех что ли… Ну короче, нормально. Только всё не то, тоска такая накатывала, до тошноты. У меня отец спился, так что мне это не вариант был, но я тогда его что ли понял. Хорошо понял.

Прицепив наконец сумку жгутами, он замолкает, спускается, отходит на несколько шагов, осмотреть привязь и замечает непристёгнутую коричневую тканевую сумку, стоящую в тени, за открытой дверцей. Подняв её и поднеся к пустому багажнику, он почему-то качает головой, ставит сумку на землю и принимается отстёгивать только что аккуратно натянутые резинки. И тут же, с высоты порожка, словно не было никакой заминки с сумкой, продолжает:

— Так вроде посмотреть — чего надо-то? Хозяйство идёт (мы кроликов тогда разводили, потом пчёл я ещё пробовал, но с этим как-то… продал потом…), старший школу что ли заканчивает, маленькая, то-сё… нормально всё. А как подумаешь… то удавиться хочется… Ну я и плюнул…

Размотав до конца свою паутину, он спустился за сумкой, пристроил её на крыше, и сызнова принялся опутывать свою поклажу зелёно-жёлтыми жгутами.

— А жена чё? Она безропотная. Сказал ей: «в ашрам», и уехал. Тоже — он усмехается — нашёл подальше! Нет бы… ну это отдельная ещё…

Я всё это время молчу, только иногда делаю вид, что вроде как меняю какие-то настройки в камере. Хотя, по правде говоря, думаю, что можно было б и этого не делать: собеседник мой только иногда глянет на меня, и продолжает, будто бы рассказывает всё своим сумкам.

— Пока там одно-другое… там все такие что ли «в поисках»… Два года протусовался там. Чего-то понимать стал. Там же знаешь… опустошаешься и наполняешься одновременно. Лишнее уходит… Ну и раз на даршане учитель говорит. Неожиданно так, я ему ничего не рассказывал. Так говорит: «Любишь жену свою? Иди к ней, твоё место там.» Я не ожидал, говорю, что ли ещё не нашёл ответов, говорю, я только недавно начал… Но он просто говорит: «Люби жену свою, вот тебе все ответы. Поезжай сейчас.» И всё. И я приехал.

Он спрыгивает с порожка, отряхивает с джинсов пыль, и продолжает уже прямо глядя на меня:
— Мне только потом пришло, что всё так, что ли, просто: «люби жену свою…» А больше и не надо ничего. Только люби то, что твоё, и хватит с тебя. Вот это всё. Жену, дом свой, вот наличники твои, дыру эту нашу — Лух. Вот это всё, что ли. Оно расцветает всё что ли, когда любишь.

Он замолкает на некоторое время, и принимается наводить порядок в багажнике, словно бы разговор уже и закончен, но тут я не выдерживаю, спрашиваю:
— Но как же это другим передать?

Мужчина распрямляется, улыбается мне в ответ, какой-то загадочной и мудрой улыбкой:
— Да чего тебе со всех? У каждого свой путь.


#ВПоискахНаличников #Лух #ИвановскаяОбласть #ДомоваяРезьба #nalichniki #наличники

Возвращение Наличников


Ну что ж, привет, друзья! :)

Сказать, что без ежедневных публикаций было сложно — ничего не сказать! Шутка ли: впервые с 2012-года я аж две недели не выкладывал ни фотографий наличников ни какой-нибудь другой резной деревянной красоты!

Однако пора и честь знать. С новыми силами, вдохновлённый космически крутым Иркутском, детским лагерем (http://www.kidtrip.ru/program/baikal-aug2018), и невероятным шаманским Ольхоном, я снова в деле!

Впереди много всего интересного: во-первых вместе с проектом ГлухоманьGo (http://gluhoman-go.ru/nalichniki_i_russkij_behnksi) , везу желающих в Боровск смотреть наличники и фрески 8-го сентября, во-вторых, потом может ещё и в Злынку… ;) В третьих, осталось совсем немного городов до завершения съёмок для книги, в четвёртых на подходе новый наличниковый календарь… а ещё в голове толкаются человеческие истории от жителей, которые непременно стоит вам рассказать… в общем… город засыпает и просыпается… наличниковая мафия! :)

#nalichniki #наличники #деревянноезодчество #уланудэ #музейнародовзабайкалья

Иркутск и пауза

Друзья, на протяжении ближайших двух недель я к сожалению не смогу писать в привычном режиме: я в Иркутске с @kidtrip_camps и у нас тут насыщенная программа, которую я разве только в сториз в инстаграмме и успеваю выложить. Сегодня этнографический музей Тальцы, завтра Кругобайкальская Железная дорога, а потом несколько дней на Ольхоне, каждый из которых тоже будет насыщен событиями.

В общем какое-то время фотографий будет появляться совсем мало (на Ольхоне вообще пока связи нет), но я с вами, не теряйте!

#наличники #иркутск #окнаиркутска
#нашотдыхнабайкале
#семейныйлагерь #семейный_лагерь #кидтрип

Кофе в Плёсе

…— А ви первый раз здэсь, да? — уточняет старший из двух мужчин.
— Да, раньше не доводилось как-то.
— Вот, поднимайся на соборку, — младший показывает на гору, —  вот на соборку, как поднимешься, во-он, где церковь, вот оттуда весь Плёс сфоткаешь, вообще обалденно… Ты рисуешь что ли? — добавляет он, показывая на штатив, болтающийся до нашего знакомства на лямке рюкзака, и постоянно бьющий меня по ноге, но теперь обездвиженный и мирно прислонённый к забору.
— Не, — улыбаюсь, прихлёбывая кофе, — только фотографирую. Да я и больше не по пейзажам, а по деревянным домам.

С двумя кавказскими мужчинами — одному лет шестьдесят, а другому в половину наверное меньше — мы пьём кофе в центре Плёса. Я снял их наличники, они заинтересовались, разговорились и пригласили на кофе. Алик —  тот, что постарше — строит рядом с домом беседку. Лавки и стол уже есть, а с остальным — «пастэпенна»! Оказалось, что тот, что младше, Артур, видел меня сегодня утром, когда я ещё снимал на набережной. Он там неподалёку живёт. А Алик, рассказывает, что тут за храмом, совсем рядом, стоит дом, строил который резчик Николай Чистов. Про дом этот яркий я уже знаю, а вот имени резчика найти раньше не удавалось.

— А ваши наличники тоже у него заказывали?
— Нет, — смеётся Алик, — наверно он тогда бил савсэм маленький когда их резали. Навэрное он даже не родылся, когда их делали!
Алик говорит с настоящим колоритным армянским акцентом, и хоть я дальше буду «правильно» его речь оформлять, но вы держите акцент в голове. Так вкуснее.
У Саши же акцент уже едва-едва слышен. Да в нём и армянина-то не узнать почти, только улыбается он больше, да жесты чуть поактивнее. А так встретишь и не вовсе не догадаешься: всё размывается со временем…

— Этот дом… Ему наверное сто тридцать – сто сорок лет. — говорит Алик. — А наличники эти как только снимаешь… это уже нельзя снимать, новые надо делать. Дело в том, что это ручная работа, ни одного станка здесь не было.
— Наш дом 1840-го года.  — добавляет Артур. — Вот который ты фотографировал, на набережной, где кошка. Там написано «Дом Смирновых». Стены — толщина там метр! А какого года у тебя дом, Алик? — спрашивает Артур.
— Какого… Не знаю! Дореволюционный! Бабушка тогда сказала, где-то сто тридцать лет здесь, если не больше. Потому что здесь жил поп в революцию. А земля раньше у кого было много-то? У попов, или у этих, которые, купцы… Поэтому у нас почти пятнадцать соток земли…
— А у вас теперь два хозяина дома, да? — спрашиваю я, имея в виду объявление «Продажа», красующееся на правой, чуть хуже сохранившейся половине дома.
— А, — взмахивает рукой Алик, — к сожалению бабушку нашу обманули. Дети должны были вступить в наследство.
— Как так?!
— Обманули.. Ну как, сейчас делают, бабушку-то обмануть чего им… Ну так… Взяли документы, даже паспорт, оформили… Нас-то здесь не было, мы тогда в Армению на годовщину ездили. Эти оформили всё на себя. Потом когда бабушка умерла, появляется, что я хозяин. Ну мы три года судились, а без толку…
— Вот это да… — удивляюсь я ещё больше.

Алик не продолжает, да и что тут добавить.
На крылечко выходит мальчишка лет восьми, спрашивает, не опоздает ли он на секцию. Артур начинает собираться, мы с Аликом остаёмся пить кофе… Время к обеду, я почти обошёл весь Плёс, а значит программа минимум выполнена и можно немного расслабиться… Апрельское солнце пригревает почти до двадцати градусов, знай только щёки подставляй.

— А вы на годовщину..? — вспоминаю я недосказанное Аликом.
— Землятресения, — отвечает он. У меня там две родные сестры осталось. Одна в одном доме, а во втором ещё и тётя… Вы наверное не помните, вам сколько лет?

А я помню. Мне было восемь, но те дни помнятся лучше, чем многие другие. Я почему-то до сих пор помню, как собирался в школу — мы учились во вторую смену. Помню, как мама кричала нам со второго этажа, чтоб мы выбегали быстрее, и как я столкнул сестру с кресла, на которое через секунду упал шкаф с книгами. И как не раздумывая прыгнул в маленькие, но настоящие пахучие кирзовые сапоги, которые за месяц до того подарил папа… И как ругали меня потом, за то, что обуви нормальной нет… И как мы с другом сидели на футбольном поле, наклоняя головы, а поле ходило волнами, так что щиколотки людей то были видны, то снова пропадали… И как мы весело потом целую неделю жили всем двором в палатках и как было приятно и гордо, когда какой-то солдат в нашем палаточном лагере мне в первый раз разрешил поколоть дрова… И ещё как мы сонно ехали через город, а нам не разрешали смотреть в окно, но я всё равно видел обрушенное крыло нашей школы… И как летели потом ночью через Ереван, а на лётном поле стояли, мигая, огромные цветные самолёты, тогда ещё совершенно незнакомых мне, но врезавшихся в память Люфтганзы и KLM…

— А мы в Ленинакане жили, — просто говорю. — Я во второй класс ходил.
— Мы тоже в Ленинакане, — сразу всё понимает Алик.

Артур, отправив сына собираться, возвращается к нам и вспоминает подробности:
— А мы шестого декабря вылетели на самолёте из Баку, там же резня была, вот это всё…
Этих деталей я к сожалению тогда не знал, поэтому вспоминаю с трудом:
— Это… же как раз Карабах уже начинался?
— Нет, — поправляет меня Алик, — тогда был Сумгаит… Тогда, когда был Горбачёв…
— Так вот, — Артур продолжает, — нас привезли в этот Талин… — и добавляет, видя моё недоумение, — Талин такой есть, армянский. И нас везли в Артек, в деревню. Район Артек. Мы ехали уже когда всё разрушено было…

«Алик — думаю я, — старше нас обоих… Ему наверное тяжелее, он гораздо больше помнит»
Словно отвечая моим мыслям, Алик наливает себе ещё кофе:
— У меня там двоюродная сестра работала в десятой школе, это от вокзала вниз… наверное помнишь? Не, навряд ли… Она учительница была по-французски, французская школа была, а дочка её… десять лет или сколько-то ей было… Там остались… Очень многих потеряли тогда…
— Ну это ещё стихия, это можно понять, но сколько народу просто убили бандиты? — добавляет горячась Артур.

Алик же, напротив, совсем спокоен. Кладёт задумчиво две ложки сахара, неторопясь размешивает, пробует, ставит чашку:
— А Горбачёв, когда ему сообщили, тогда сказал, что мы на два часа опоздали, чтобы спасать армянские семьи. А эти бандиты просто знали кто-где живёт… И никто не ушел живой, там всех резали, детей, стариков, всех вообще… Там ужас тогда творился…

Мы сидим в центре Плёса и пьём кофе. Из радиоприёмника — я только теперь и замечаю его — играет Erasure «I love to hate you», и где-то совсем рядом течёт великая река, возле которой, сто с чем-то лет назад, на этом самом месте пил кофе безвестный священник, живший в двух сотнях метрах от Левитана, поближе к храму и к дому Николая Чистова, от которого его отделяют никак не меньше полувека…

#НиДняБезСтрочки #ВПоискахНаличников #ИвановскаяОбласть #Плёс #ДомоваяРезьба #nalichniki #наличники

Если только в интернете

…— Ну сфотографируй, сфотографируй, ладно. Ладно… Главное, чтоб это не шло потом никуда…

— Да нет конечно! Только в музее наличников будет, в интернете.

— А ну если только в интернете, то якши, будь по твоему.

#НиДняБезСтрочки ВПоискахНаличников #КостромскаяОбласть #Кологрив

Вот я одна такая осталась

…Мороз, на улицах ни души.
Из просвета, слева от довольно красивого деревянного здания, к которому я нацелился, вдруг слышатся голоса, и по тропке между сугробами, широко шагая и изрядно покачиваясь, в мою сторону выдвигаются две дамы в валенках, дублёнках и больших меховых шапках. В руках первой синий пакет, увидев фотоаппарат, она загораживает им отёкшее лицо, со словами: «шоб тока рожу мою не сымай пжаста». Я без раздумий прыгаю в сугроб, давая им дорогу и в этот момент на крылечке дома показывается совсем старенькая бабушка с двумя тросточками в обеих руках. Дамы поравнявшись со мной обдают перегаром, первая, обернувшись к бабушке кричит, грозя ей кулаком, отчего пакет значительно так позвякивает:
— Это ты для меня что ль вызвала?
Бабушка смеётся в ответ:
— Да! Это чтобы тебя сфотографировать и на доску почёта!

Дама, шедшая второй не замечает остановки подруги, врезается в неё, они падают, некрасиво, вяло переругиваясь, собираются, наконец неуверенно встают, и не отряхивая снег с побелевших теперь дублёнок, ковыляют прочь. Я подхожу к бабушке, по дороге делая несколько кадров.

— Что дом такой красивый у нас, да? — улыбается она мне.
— Да! Мне очень нравится!
— Этому дому надо обиход…
— Нужен что? — Не могу разобрать я из-за капюшона, по которому третий день шуршит сухой снег.
— Да обиходить бы его надо! — повторяет она для глухих.
— Не следят за ним? — понимающе переспрашиваю я.
— Дак а кто теперь?  — разводит она руками в коричневых с узорами вязаных варежках. —  Он теперь списан.
— Как списан? — не пойму.
— Дак теперь мы за него не плотим. Списан уже и всё.
— И что, снесут? — Не могу поверить я своим ушам.

Бабушка тяжело вздыхает и начинает издалека:
— У нас в этом… в восьмидесятом году был этот… капитальный ремонт ему. А у нас тут в этом доме жил такой Борис Андреич. Он такой, спортсмен был, писатель хороший… Вот он жил… Он старожил в этом доме был. Вот так вот… Ему там и сделали доску… доску! — она показывает палочкой на мемориальную доску на стене.
— А почему доску? — уточняю я. — Он чем занимался таким?

Доску эту я конечно заприметил и раньше. Деревянная, почерневшая от влаги, она хорошо заметна на песочной стене дома. На доске — портрет человека, даже скорее всего мужчины. Однако более ничего по ней узнать к сожалению не получится.

— Дак он бегал, он бегал.. спортсмен был. И художник хороший был. И писатель. Расцветаев Борис Андреич. А потом он умер. Ну чего же – разъясняюще смотрит она, —  было годов много, вот и умер… — она замолкает и я, погружаясь в неспешный ритм её речи, с трудом уже вспоминаю о чём мы говорили всего минуту назад.

— Так а почему дом-то списан? — наконец возвращается ко мне логическое мышление.
— Дак теперь никто не ремонтирует. Вот теперь комунальники не ходят, не ремонтируют. Вот сами чего тут поделаем, так вот… и вот… Крыльцо уже туда едет, а никто не ремонтирует. Уж дверь-то подпиливаем-подпиливаем, садится… — она показывает на верхнюю часть двери крыльца, которую приходится укорачивать, чтобы она продолжала помещаться в постоянно уменьшающийся по высоте дверной проём.

— А тут у вас несколько квартир в доме? — «Дом большой, — думаю про себя, — квартир шесть тут уж наверное есть».
Бабушка чуть колеблется и после секундного раздумья отвечает:
— Здесь у нас даже… одиннадцать квартир.
— Такие небольшие квартиры? — не могу поверить.
— Дак вот я живу в угловой комнате, — берётся перечислить она, — вот тут рядом комната, потом, с той стороны комната, тоже в этом подъезде. Это у нас значит пять здесь было, пять квартир: наверху две и внизу три. Теперь никого нету. А с той стороны — вот такие выходят алкаши… — она показывает палочкой вперёд, имея в виду недавних моих знакомиц. — Там две только у нас живут, нормально-то, они живут, работают и молодые ещё. Работают! — с нажимом произносит она повторно. —  А больше никого… Кто уехал, кто не живёт здесь… Квартир много, дак никого нету.. Этот вот парень со мной жил, он в Калязине. А там вон еще у меня в колидоре еще там квартира, там пришла тоже молодая жить, а потом она замуж вышла. Пила-пила тут тоже-то, родила, живёт в Горе́ (это неподалёку). Теперь у меня тут никого уж нет, я одна. Дак холодина ведь, не топят никто-нигде.
— И не топят? — удивляюсь.
— Дак а кто? Уж не живут, дак… — бабушка смеётся над моей несообразительностью. — и не топят. Вот там в коридорчике одна топлю.
— А вы на дровах? — зачем-то уточняю я, хотя всё ж понятно…
— На дровах, на дровах. — кивает она важно.
— Тут не было отопления, да?
— Не-ет, — тянет она как-то с сочувствием к моему неведению, — тут ничо не было. Это дома старые уж надо думать. Теперь вон, которым лень, дак в кинотеатре разбирают пол, дак жгут. Пьяницы-то.
— Зачем разбирают?
— Пол. И на дрова.
— Кинотеатр не работает, да?
— Ой, давно уж не работает. Больше десяти лет. Такой хороший был… Только отремонтировали его, и много народу ходило, дети все, а потом у нас был такой врач…. Вот он здесь был как это… начальник-то этого… В общем он был председателем района. Вот он всё отхватил в свои руки и всё тут нарушил. Всё нарушил. Сам нахватался и уехал. А врач хороший был. Вот теперь всё распотрошёно, всё взломано, ремонтировать никто не ремонтирует…
— Слушайте, а водопровод-то тут есть в доме?
— Да ничего нету у нас! — уже будто бы теряя терпение отвечает эта милая бабушка. — Вон колодец, всё. Ничего нету, у нас ничего нету. Вот с колодца воду таскаем. А ещё платили сколько? Платили… Я говорю: «Зачем платить будем? С лесу дрова, вода — с колодца! А за квартиру платили!», а сейчас присылают какие-то бумаги всё… На капитальный ремонт! По четыре тысячи присылают бумагу… Кто его ремонтировать-то будет!? Когда это будет-то? Ну никто и не плотит никто, в печку эти бумажки. А куда больше-то? Присылать-то присылают, а делать-то ничего не делают. Вот — она показывает палочкой через поручень крыльца на пространство около дома — всё тут было уже, в девятом году я сама переделывала, этот… палисадник. Он уже рухнул. Вот так вот всё разбирала, да, Помог мне внук, да вот, делали с внуком. Потом приколачивала весь вот наш штакетничек. Это я весь штакетничек приколачивала одна. Так и ремонтируем — улыбается она.

— А дом красят? Я смотрю, наличники красили?
— Дак это давно и было. В восьмидесятом году, я ж говорю, ремонт капитальный был. Теперь бы наличники-то покрасить, вон они какие красивые. Старые наличинки, старинные. Теперь всё. Теперь пока не рухнет. — снова разводит она руками.
— А кто тут жил, не знаете, до революции? — на самом деле дом больше похож на доходный, чем на купеческий, но спросить никогда не помешает.
— Ой, я даже не знаю.
— Купеческий какой-нибудь дом был, нет?
— Да конечно, конечно. Этот был дом поставлен… вот видишь, лестницы какие все вырезанные…

Я заглядываю в прихожую и обнаруживаю помещение, с одной дверью на первом этаже, видно в общий коридор, и лестницей на второй. Воздух внутри ледяной и изо рта сразу начинают вылетать небольшие облачка. Стены и перила выкрашены ярко голубой краской, на перилах — точёные балясинки, а на подоконнике второго этажа над лестицей — кошка…

Бабушка следит за моим взглядом и как-то задумчиво, словно сама с собой комментирует:
— Это раньше всё было… И кошечка сидит на окошечке… Вот так, миленькой, да и живем… А сколько доживем? Уж мне уж надо умирать-бы, уж люди-то умирают молодые, а мне не знаю чего, не берет Боженька туда…
— Да и не надо значит ещё — осторожно подбадриваю я.
— Да уж я нажилась… Я всякого нажилась, всякого нажилась. С тридцатого года всё уж видала… А вы откуда… вы чего, куда? — внезапно вспоминает она, что рассказав свою историю, она ничего про меня еще не спросила.
— Хожу, — отчитываюсь — фотографирую красоту деревянную, смотрю, что еще осталось.
— Только вот и «что осталось»… — повторяет она эхом. — Ну это всё старинное… Старое.. то еще при царе-коцаре всё делано.
— Как вы сказали? — снова треклятый капюшон, не даёт мне расслышать самое интересное! — При царе…?
— При царе-косаре! — К счастью громче повторяет она. И вдруг так хорошо и по доброму улыбается, что молодеет лет на тридцать. — А так все говорят: «Это при царе-косаре ещё было всё!»…
И через несколько секунд ещё добавляет:
— А это при советской власти всё ведь было-то…

Я отхожу от крыльца, сделать ещё пару фотографий наличников, снять доску, и тотчас же вспоминаю, что ещё хотел спросить:
— А подскажите, — начинаю, — наличников на первом этаже у вас никогда не было? Или уже потом поснимали? Просто на втором этаже есть, а на первом нет…
— Там наверху жили крутые. Вот такие наличники наделали. А мы простой народ… — удивляет она меня. — у нас ничего не было.

Тут я вспоминаю, что часть Весьегонска была перенесена при постройке Рыбинского водохранилища, и, решаю заодно спросить и о нём:
— А этот дом не переносился, когда водохранилище строили?
— По-моему не переносился… по-моему тут и был… Точно я чего-то не врубалась, не знаю.. Старого-то города сколько перевезли сюда? Старый город когда затопило, вот те дома и перевезли оттуда сюда.
— Вот сюда, в эту часть?
— Да вот где-то… Теперь я не знаю, тоже я не помню, не при мне было это всё дело… Это ж до войны еще переносили.. Теперь там церковь стоит.. Церковь стоит там, на берегу на самом, вы не были там? Там кладбище то было… ой какое большое в этом в старом. А теперь там залило, его всё перенесли в другое место. Так что я не знаю… Это надо спрашивать кого-то, кто-то… кто до революции тут жил наверное… Старогородских надо…

Бабушка замолкает. Снег шуршит не переставая и мне кажется, что если остаться здесь стоять, то так вот постепенно, снежинка к снежинке засыпет сначала меня, потом крылечко, а затем весь дом скроется, как то кладбище, в шуршащей глубине…

— Вам бы — возвращает меня к реальности её тихий голос, — надо летом.. красиво… А-то у нас зимой некрасиво, всё запустили…

Я соглашаюсь. Конечно, летом здесь наверняка всё утопает в зелени. И наверняка море грибов. И дачники. И день любви и верности с фестивалем клюквы. И понятие «время» обретёт какой-то смысл… Но здесь и сейчас в это поверить почти невозможно…

— Можно, — говорю, — я вас сфотографирую напоследок?
Бабушка кивает, улыбается:
— Я вот говорю, вот такую бабку им всем сфотографировать, — говоря «им всем», бабушка поднимает одну из тросточек и указывает ей куда-то вдаль и вверх, —  показать им, значит, что во всём доме вот такая одна осталась… чтоб вот знали в каком положении теперь мы все живём…

#ВПоискахНаличников #ТверскаяОбласть #Весьегонск #ДомоваяРезьба #nalichniki #наличники

Разве это вообще может нравиться?

…Полная такая бабушка, лет семидесяти, в белом платочке, серой вязаной, поверх белой футболки, кофте, в цветной юбке и галошах (май-месяц), проходит мимо этого дома с тележкой, на которой подпрыгивают два серебристых столовских бидона. Бидоны, судя по гулкому стуку, пустые, идёт, значит, налегке. Почти поравнявшись со мной, но не заходя в кадр, ради которого я её и ждал, не выпуская из рук тележку, останавливается и зычно, с противоположной стороны улицы, обращаясь явно ко мне, так как на улице больше никого и нет, кричит:
…— Вам чего, молодые люди?
— Наличники, — так же громко говорю, — красивые тут у вас!

— Чего? — говорит она таким тоном и делает большие глаза, будто я сказал, что невидимого марсианина фотографирую прямо сейчас. — Они ж все одинаковые тут! Все на одно лицо!
— Да ну вы что, двух одинаковых не найти! Неужели вам не нравятся?

— Нет.
Она ставит тележку, поворачивает к дому, пристально смотрит, поправляя выбившиеся из под платочка волосы.
—  Нет, — повторяет она, — не нравится. Как-то гармонии нет, вкуса нет, понимаете? Они очень аляповатые, вы не видите?

Я, удивлённо:

— Ну так в этом же и интерес: это как бы такое наивное искусство…
— Вы считаете? Этот псевдорусский стиль с татарскими этими узорами, перегруженный этот верх… цвета эти — тут я вообще промолчу!

И, подхватив снова тележку, загрохотав бидонами по трещинам асфальта, напоследок фыркает:

— Кому это вообще может нравится-то?!

#ВПоискахНаличников #ЯрославскаяОьласть #Тутаев #ДомоваяРезьба #nalichniki #наличники #инстаграмчитать #деревяннаяАрхитектура #Книжка #Книжки #Чтиво #Чтение #Читаю #ЯЧитаю #ЛюблюЧитать #nalichniki #наличники #челябинск #деревянноезодчество #домоваярезьба #window #русскаяархитектура #wooden #oldrussianhouse #oldhouse #ornate #oldbuilding #russia #архитектура #порусски

Мастер посылать

…—Ай, да у нас тут ерунда-резьба, вам знаете куда надо? Тут же улица есть, где полно резьбы!
— Да ну!
— Ну да! Вот по этой тропке вниз спуститесь, там будет мостик. Оттуда пешком уже по-над речкой и налево!
— Там будет уже эта улица?
— Нет, там просто ларёк стоит, возле него всегда много народу. Там вот лучше спросите! Сегодня суббота, там знающие люди собираются в этот час. Они уж вам там поточнее объяснят!

#ВПоискахНаличников  #РоссияВРазговорах #ДомоваяРезьба  #nalichniki #наличники