—…Вот вы, не знаю были там, нет… У нас вот там есть местечко, парк есть, скверик. Там где Дыбенко и наискосок. В том сквере раньше была церковь. У меня была фотография когда-то, но уже нету. И вот была самая красивая церковь. Её построил купец. По-моему Никитин, если я правильно фамилию запомнила. И когда случилась революция, бабушка говорила, что бежали люди с лестницами к этой церкви. А я говорю: «Зачем с лестницами-то?» Мне было лет 10-12 наверное, когда бабушка вот это рассказывала. Она говорит: «Связывали лестницы, приставляли к церкви, чтобы забраться на купол, сорвать золото». Я говорю: «И срывали?!» Она говорит: «Аня, срывали». И вот сейчас её нет. Её вот с землей сравняли, я не знаю в какие годы. Но вот очень долго, до во́семьдесят… восьмого, может, года, лежала плита — видимо она была входным крыльцом. Вот такая, — бабушка разводит руками, — гранитная, примерно метр двадцать может шириной. Метр – метр-двадцать, на два с половиной метра длиной. Было видно, что она истоптанная, то есть, было видно… ну она лежала на поверхности земли. Я когда-то спрашивала, что это такое, мне сказали, что когда-то это была церковь. А потом, по Чернобылю, засыпали всё свежей землей, теперь её нету. То ли её увезли… Но вам, поди, неудобно снизу так на меня, да?
Я стою у окна каменного дома с деревянными наличниками и складными ставнями (это обычное дело для Новозыбкова), а бабушка (по правде говоря, возраст в ней выдаёт только неповоротливый скрипучий голос) вывешивается из окна первого этажа и, продолжая наш разговор, посмеивается:
— А мне так хорошо, навалилась животом на подоконник и лежу с вами болтая на солнышке…
И через паузу, окидывая поверх моей головы, пустую площадь:
— Дом пионеров наш не видали?
— Желтый такой? — вспоминаю я.
— Нет, красно-кирпичное здание, — снисходительно поправляет моя собеседница… Оно не прямоугольное, оно вот такое вот, с тупым углом. — женщина на секунду отрывает руки от ставшего опорой подоконника и показывает тупой угол.
— Красное, с зелеными наличниками? На углу? И светофор там?
— Да, там есть светофор. На площади, где там у нас типография. Ну это теперь типография, а так это дом Абросимовых был. Салом они или бараниной торговали… Но это я не помню точно уже… А напротив светофора маленькая часовенка, не обратили внимания?
— Нет, не заметил даже…
— И вот тут, вот там вот в сквере, там же скверик небольшой, часовенка. Она осталась от той церкви. А перед ней, вот сзади неё, была та богатая красивая церковь. На месте этого сквера.
Она замолкает, то ли вспоминая что-то ещё, то ли закончив, кивает, улыбаясь, какой-то женщине с ребёнком на другой стороне улицы. Я тоже киваю им из вежливости, в ответ мальчишка, остановившись, машет нам приветливо ладошкой, пока мама не одёргивает его.
Продолжая свои какие-то мысли, смотрящая куда-то вдаль, или скорее внутрь себя, хозяйка дома, задумчиво проговаривает:
— Ну вот срывали люди золото, кресты всяко, срывали… а теперь они же навешивают… наверное так надо было…
Потом через наполненную летней неспешностью паузу, набрав воздуха и обращаясь уже очевидно ко мне, продолжает:
— Я читала много литературы, прежде чем до церкви дойти. Знаете, так интерес был, она такая художественная, архитектурная… Потому что я по образованию инженер-строитель, мне это интересно. Мне всегда нравилась древесина, работа с ней, как люди работают-строют… И читала, что люди, которые разрушали церкви: срывали купола, кресты сбивали, род их исчезал в трёх поколениях. Причем были приведены родословные с фамилиями!
Я недоверчиво поднимаю глаза на говорящую и она тут же ловит мой скепсис, добавляя к своим словам горячей убеждённости:
— Вы знаете это научное исследование было! Я не помню в каком журнале, тогда я надеялась на память, а теперь мне конечно уже восемьдесят два года я сожалею о том, что я не выписывала… не выписывала… И вот там писалось даже какими заболеваниями болели их дети и какими внуки. И как умирали! Вот уже в поколении внуков была бездетность и психические болезни!
Я ничего не говорю, но наверное думаю очень громко и, кажется, что моя новая знакомая прекрасно это чувствует. Она чуть отодвигается в окне назад, скрещивает на груди, до этого лежащие свободно, руки и продолжает (хотя, может, мне только это кажется) более сухим, чуть даже поучительным тоном:
— У меня была старушка. Она уже умерла недавно. Ну как недавно? Давно… Она на самом деле из Рогово. Это у нас деревня такая есть. У них была церковь большая, которую строил её дед. И вот она говорила: «Революция наступила, — она это помнила по возрасту, — и приехала бригада рабочих сбивать крест с церкви, с купола. У них был большой дом и остановились на ночь у них. И утром встали и бригадир говорит, — а бригада приехала, десять таких мужчин, здоровых таких, молодых, — бригадир говорит: «Мы крест сбивать не будем, уезжаем мы обратно». А у него бригада такая: «Что? Что? Почему? Почему?» А он говорит: «Мне сегодня приснилась Богородица и сказала: «Если они это сделают, собьют церковь, то как бы все умрут, и, — говорит, — как чёрный покров меня накрыл!» Приехала другая бригада, наверное попозже уже, и та бригада сбила, а вот эта отказалась первая, уехала…
Я собираюсь что-то спросить, но мысли не поспевают и бабушка продолжает.
— А ту церковь строили знаете, как интересно? Это достоверный факт, это её дед строил, при её памяти, она мне всё-всё по памяти рассказывала. Значит Рогов — было село растущее, а у них была малюсенькая церковь. А дед был богатым, у него была своя мельница. И он решил — он был церковный староста, — он решил, что надо выстроить побольше церковь. Ну и начали строить. Финансирование им открыли, но финансирование опять на маленькую церковь. И он докладывал свои деньги, чтобы строить то, что он задумал. Но там же как: кто-то что-то услышал, может неправильно понял, а может просто кто-то давно дурной глаз положил. Но вот на него кто-то заявил, его начали таскать по судам. Но поскольку он доказал, что он церковных денег не брал, а еще и свои вкладывал, его отпустили и церковь построили. Но прежде чем заложить фундамент, все собрались в маленькой ещё церкви и священник говорит: «Ну давайте молиться: где ж нам церковь построить, в каком месте?» Ну молились и ждали, что будет, какой сигнал, какое известие? И вот трём вдовам приснился одинаковый сон. И каждая из них приходила и священнику рассказывала, что в определенном месте деревни стоит прям на земле очень много подсвечников и горят очень много свечей. Вот одна пришла так рассказала. Наверное ж он ей сказал: «Пока никому не рассказывай». Другая пришла рассказала. А потом и третья пришла то же самое! И всё на одном месте. Да, и на том самом месте построили церковь….
Я слушал бы и слушал её скрипучий голос, но бабушка видно закончила свой рассказ и добавляет только, делая себя ещё более похожей на древнюю сказительницу:
— Вот такие чудесные дела на белом свете бывают…
И отодвигаясь вглубь окна берётся за створку, не давая мне опомниться, добавляет:
— Всё, умолкаю, я вас отвлекла от ваших дел…
