Дом Владимира Акулова в Климово Брянской области

Меня к этому дому отправляли даже и из соседних городов: слава о нём, как о восьмом чуде света разошлась далеко за пределы Брянской области, но точного адреса у меня не было, поэтому в самом Климове пришлось изрядно покружить. Единственным ориентиром были белые резные конь и дракон на голубых воротах. Кто ж знал, что ворот тех давно уж нет, а дом много лет зелёный! О резчике Владимире Акулове местные жители тоже ничего не слышали.
⠀
Однако спустя пару часов поиска позади. Я несколько минут фотографирую этот дом и, заинтересовавшись мной, из ухоженного сада по соседству выходит хозяйка: пожилая улыбающаяся женщина, привыкшая вероятно к расспросам о доме и резчике, но рассказывающая о нём совсем не то, что ожидаешь услышать.

— Ну грязные такие люди они были. Владимир такой: тут ведро туалетное стоит, тут и едить. Подбуть яму на ноги нечего было. Богатый хвалился, богатый, а как умер, так и денег нет похоронить-то. И сын яго́ такой. А теперь и этот сын было помёр. А пока жил, парень нашёлся, так он согласился ухаживать, содержать его до пожизненно. И тот ему оставил эту хату. Но она была не покрашенная, не обделанная… во таким была железом, как у гараже: ржавым накрыта. А сейчас вот это вот новый парень он её продаёть.
— А Владимир этот где-то раньше плотником работал?

— А ну нет! — женщина машет рукой, смеётся. — Он по жизни не работал. У пожарке сторожем работал, его выгнали оттуда: шланги покрал. Потом он бочки делал цебры. Ты знаешь что такое цебры? Вот такие лоханочки и ушки, и дырочки в ушках. Раньше это в деревнях коров поили. Делал продавал. Потом он взялся — его нигде не брали, тому что воруить, и языком много брешет на начальников. Потом он пошел лисички собирать. Собирал лисички и продавал, возил в Москву. Бочками. Солил грибы и возил продавать…
⠀

Я удивляюсь, что она так подробно всё знает, спрашиваю. Женщина разводит руками: «Я же живу рядом, всю подноготную знаю». Несколько минут мы стоим молча, разглядываем резьбу. Я замечаю буквы А и В на фронтоне — вероятно Акулов Владимир, решаю спросить:
— А резьбу эту уже новый хозяин сделал?
— Нет, резьба всё старая, которую ещё Владимир резал. Сашка только всё подновил, покрасил. А теперь он этот дом продаеть. Дом конечно… сам дом, вот брёвны вот, сам дом, хороший. Потому что жёнки Владимира батька был лесник и они… тогда же раньше вот… она в 73-м году построилась… раньше же дерево резали только зимой! Это теперя: постялил, купил, через два года пропадает, потому же его или весной и летом режуть, а раньше только зимой. Но дом-то сам, брёвны, хорошие, но руки надо. Там было посерёдке его такое горстекло…
— Стекло? Может оргстекло?
— Не знаю… оно называется горстекло какое-то. Ну синее, страшное такое. Рожи там всякие. Ну… некрасиво было. А он всё это ободрал там, поштукатурил, всё перяделал. А на полах был паркет. Но собаки всё поприссали, поободрали, что он его поснял. Поснял, понимаешь и полы повычистил, повымыл, покрасил… он только мусору семь грузовиков вывез отсюда…
⠀
Она оглядывает дом, отчего-то вздыхает, потом отворачивается от него махнув рукой и продолжает, словно рассказывала только что не о новом хозяине, а о Владимире, резчике, который тут жил:
—…но больше всего тут трудился этого Владимира батька покойник, резал. Это вот он всё резал резьбу. А этот только так… болтун-хвастун.
— Подождите, а картины? Вот то, что внутри я видел фотки, там картины, росписи, диваны эти под старину, паркет?
— Нет, паркет делал он, я брехать не буду, зачем мне брехать, мне какой интерес? Дак собаки ж усё угробили. Там же вот скока… семь годов его нема, дак новый хозяин сейчас сделал хорошо, а туда ж зайтить было нельзя! Туда с Белоруссии приехали люди — беха́ють к помойке к забору, я думаю, что они беха́ють? «Ой, женщина, вы нас извините, дайте нам кипятка…» — Я думаю: «На что им кипяток?». А их затошнило. «Если можно, — говорит, — пакетик чая»… ой… там зайдить нельзя было, там вот постоишь в своей одежде, домой придёшь, тебе жёнка скажет: «Иде ты был?»

— Ну сейчас там уже так-то не воняет, он убрал всё. Теперь просто хатка хорошая, приезжай-живи! Вот он сейчас и хочет продать. Картины, которые там были тоже батьки его Филиппа Артёмовича. Он маляр был, вот он и резал и рисовал тоже он. А этот всё «я, да я…». Всё сочинял, что к яму иностранцы приезжают, французы. Что дом за миллион евро хотели купить, а он отказался. А ты-то сам откуда?
— Я, — удивляюсь внезапному переходу, — из Подмосковья.
— Слышишь, тут один парень тоже так-то приехал на машине, а его, Владимира, дома не было. А я вот тут вышла, да он говорит: «Женщина, можно вас на минутку?» Я говорю: «Да?» «Вы мне не дадите передохнуть у доме, а то я вот с далека приехал, хочу поучиться резьбу эту делать». Ну и он с инструментами, со всем. Я грю: «Ну как… Ну зайди…». Я ему предло́жила чаю, говорю: «Чаю хочешь попить?» Он говорит: «Да не мешало б». Ну остановился он тут. Там вон в том доме женщина жила одинокая тоже, взяла его на квартиру. Он мне сначала говорить: «У вас нельзя квартиру снять?» Я говорю: «Не, ну у мене ж муж и дети, маленькие дети, унуки пищать…» Это щас уже нету, все повыросли, а то были унуки… Дак он остановился у женщины, на квартиру, снял. И пришёл к ему. К Владимиру. И его собаки покусали, ой, так собаки покусали…. И он так вот шёл: «Я ж не знал, что столько собак». А это сейчас калитку новый хозяин закрывает, а то ж она не закрывалась: тут и пьяницы все ходили, бабы-алкашки, все… Вот… И он учил его резать. Дык он уже умел этот мужчина резать, резал, а тот продавал и ему ни копейки не давал, сам всё пропивал. И ещё потом надумал, все инструменты яго́ покрал этот Владимир. Обокрал его полностью. Мужик уезжал тоже… работал он учителем где-то, уезжал, дак даже повдоль дороги не пошёл: пошёл по кругом, чтоб яго́ не видеть… нехороший человек был… нехороший конечно… руками кое-что он умел делать конечно, я говорить не буду, но сам он по натуре, не человек. Был. Уже нет яго́ семь годов…

⠀
Я отхожу в сторонку, делаю еще несколько фотографий.

— А ты кстати можешь позвонить хозяину, чтоб посмотреть, телефон есть яго́, не знаю подъедеть он… Только в серёдке там резного ничего нету. Покрашенные полы и стены шпаклёвкою помазанные. У спальне была женщина голая нарисованная такая над кроватью. Это рисовал Володя. А сейчас там ничего нету. Абсолютно ничего. Так что с улицы посмотри, а в хате там ничего нету… Там же зайдить нельзя было, там же всё провоняло и он всё убрал. Семнадцать собак у яго́ было. Курей крали. Моих покрали, соседских покрали и тут, куда забехають, туда крадуть. Кормить не хотел он. А когда он помёр, как рукою смыло их. Разошлися куда-то, есть-то надо. Он один жил-то. А сын жил у хатке маленькой, а потом ту хатку забрали у него за алименты, он сюда перебрался, так и тоже скоро помёр. Так никого их и не осталося. Батька его говорил: «Дожил я до хорошей пенсии», как ему восемьдесят сравнялось. И не удалось: один раз получил и умер. Обпился.
…

PS Фотографии, сделанные при жизни Владимира Филипповича, отсюда: https://sites.google.com/site/mikheevgennady/pisma-iz-glubinki/pisma-iz-glubinki-9/klimovo
⠀
#ВПоискахНаличников #БрянскаяОбласть #Климово #ДомоваяРезьба #nalichniki #наличники