⠀
Женщина, вышедшая из соседнего участка, несколько секунд благодушно смотрит, как мы командой из двух фотографов и видеооператора увлечённо снимаем один из самых красивых домов в этой деревне:
— Это мой дедушка строил! — наконец горделиво заявляет она. И немного помолчав добавляет, — да только мы потом продали, а живём вот рядом.
— О! Ваш дедушка плотником был? — радуюсь я как всегда такой удаче.
— Нет, просто… Наверное кто-то показал ему как… Раньше на селе все крестьяне плотничать умели. Дома ставить и плотничать.
— Ну плотничать — пытаюсь поспорить я, — да. Но тут уже такая, столярная, тонкая работа…
— Ну, милдруг, это всё… Всё это умелось… Он вообще простым крестьянином был. Он 1895-го года рождения был. А этот дом они поставили в двадцать шестом году, в нём родился мой папа!
— То есть он для себя его строил? — уточняю, — женился и построил дом?
— Да, да, да.
— А сам он откуда был?
— Из этой же деревни. Да. И жена его из этой же деревни. Раньше здесь очень много было домов. Сейчас уже новые дома. Кругом новые, новые, новые дома. Вот старый один наш остался, туда дальше — женщина показывает куда-то вдаль, — еще тоже давнишний старый дом… Старый, тоже покосившийся… Вообще где вот такая постройка, они все одинаковые, примерно с двадцать шестого… Но раньше, ещё раньше, еще до постройки вот этого дома у нас деревня была… где-то в XVIII веке… там деревня была, в той стороне, где поле. Деревня была там.
⠀
— А почему перенесли? — не пойму я. — Сгорела?
— Горела, да. Сгорела и её начали строить сюда ближе. А здесь раньше река протекала Понор, или Понора. В старину. Это в XVIII веке.
— А что, неужели вообще от неё ничего не осталось?
— Осталось. Весной! — Женщина смеётся, показывая размер реки, вернее ручья, не разводя рук даже на полметра. — Вы знаете, я когда была маленькой, ребёнком, ездила, здесь дорог вообще не было, здесь были вот… зимой сани, а летом пешком мы до Красного и на автобус… Здесь автобус только до Красного ходил. А ещё раньше, не только автобусы когда не ходили, а я девочкой была… Узколейка — она так и говорит «узколейка», очень точно сокращая повторяющийся слог в «узкоколейке» — была из Шатуры, и она вела туда, на Орехово… И мы за три километра, пешком здесь ходили… Называлась остановка Ярый. Песок Ярый. И мы на эту остановку, садились на поезд этот… маленький вот эти… узколеечный… И ехали в Шатуру. Вокзал, если вы знаете в Шатуре… Там вот останавливалась эта мотри́са…
— Мотри́са? — эхом повторяю я. — А это что такое?
— Я уже забыла… — женщина усмехается собственным воспоминаниям и пытается описать их нам, людям другой эпохи — это… такой вагончик… на керосине… Мотрисы эти… рабочих на торфоразработки возили… А потом уже автобусы пустили до Красного. И мы уже на красновском автобусе. А до Красного пешком…
— А узкоколейку закрыли?
— Да уж давно! Её уже разобрали. Её уж много лет разобрали.
⠀
Несколько секунд мы молчим, потом разговор как-то заходит про их дом.
— А не жалко, что продали? — спрашиваю.
— Ну знаете… По жизни так бывает: что-то покупается, что-то новое строится, что-то старое продаётся… Чтобы выстроить новое, пришлось старое продать, потому что семья расширилась. Но мы приезжаем на соседний участок, теперь уже как дачники.
— А вы прям соседи, да? Но я смотрю, они хорошо всё сохранили?
— Да! Вы знаете, он, кстати говоря, внутри… мы так следили за домом! Мы его обили, подвели фундамент! Тогда этого еще так мало кто делал, у нас дом на камнях был… Вот камень обычный… — она как-то заминается, пытаясь описать, что за камни были вместо фундамента.
— Валуны такие по углам большие? — переспрашиваю.
— Да, да, да! А когда мы стали потом заниматься, мы стали с мужем заниматься этим домом, мы подвели фундамент, обили весь дом, внутри весь… Вот кто у нас купил этот дом, он говорит: «Внутри он вообще целёхенький. Он такой хороший внутри!» Теперь они будут крышу под тот дом под новый подводить… Сайдингом наверное обивать…
— А может не будут? — с надеждой разглядываю дом я.
— А может не будут. — соглашается и она, улыбаясь. — Теперь это их дом…
⠀
А через несколько секунд добавляет:
— Деревня у нас очень хорошая. У нас слава богу два года назад хоть вот такую дорогу сделали…
Мы стоим на неком подобии дорожного полотна, чём-то среднем между грунтовкой и старым-старым асфальтом.
— Уродство конечно, — разводит женщина руками, — но что делать. А то мы вот так вот — она руками показывает волны, как на море — ездили.
— А это считается асфальт наверное? — уточняю я.
— Наверное… — Смеётся хозяйка. — Я не знаю. Когда только-только её сделали, она была уложена мелкой щебёнкой… Ой! Мы так обрадовались! Ребята хоть на велосипедах могут кататься! Мелкой щебёнкой сделали! Но это щебёнка была ровно три дня мелкой. Машина прошла одна-вторая и всё рассыпалось…
⠀
Вдруг она, словно вспомнив что-то, всплёскивает руками:
— Жаль, у меня фотографии были, я увезла! Здесь терраса была, они её сломали… У меня есть такие фотографии: у меня дедушка стоит здесь около дома… лошадь у него была… с лошадью… Бабушка стоит, её сестра по-моему… Здесь же была терраса, выход сюда был. И такие здесь две закрывались двери, две створочки. Они вот так закрывались… И они все тут стоят нарядные…
⠀
Женщина так живо описывает снимок, что я легко себе представляю эту, наверняка чуть пожелтевшую, чёрно-белую фотографию, может даже с резными фигурными краями. Сделанную скорее всего в какой-нибудь праздник — все в парадном…
⠀
Она продолжает:
— Но мы, так как были молодые, хотели чтобы нам всё более было современно, мы эти створки все закрыли, всё уничтожили, сделали террасу здесь закрытую. А потом новые, кто купили, они её вообще снесли. Вот. То есть… Ну деньги тоже в своё время нужны были…
На какое-то время повисает молчание, а затем из калитки выбегают один за другим два пацана, и, видя, что мы разговариваем, тотчас же забегают обратно.
— Это мои внучата! — гордо заявляет наша собеседница. — Там еще третий есть!
— Красавцы! — улыбаюсь, — Им тут раздолье же поди! Машин почти нет…
— Ну как нет… У нас как пятница, тут начинается! У нас же тут и охота, и рыбалка, и ягоды. Ягод полно. Сейчас черники полно, была земляника! Вот в этом году малины нету, но полно клюквы. За клюквой наши куда-то подальше ездят, за клюквой. Тут раздолье. Тут единственно что — вот соседний дом как сгорел, теперь участок неухоженый… Ой, как горел, это у нас целая история была! У нас дачница здесь жила, женщина. Москвичка. И вот что же. Она пошла к тем соседям (сейчас тоже уже другие живут) помогать полоть им. А я вот что-то за домом делала. У нас двор же большой был… И я туда пошла зачем-то… Чего-то мне надо было. И вижу, дом! Начинает гореть! Пристройки её гореть начинают. Я начала кричать: «Тёть Катя, у вас дом горит!», а мама мне: «Её нет, она там у соседей!». Побежала туда. Быстрей! Ладно. Прибежали и он уже полыхать начал. И у неё в доме внучка спала… Я кричу: «Ты Дину-то, смотри, Дина у тебя же там! Быстрей её оттуда!» Она за Диной и Дину вывела. Потом… Пока в пожарную позвонили, пока пожарные приехали… В эту пору, вот до пожарных, мы спасали свой дом… А как спасали? У меня муж забрался на крышу… и у нас был насос и из пруда мы водичкой вот так поливали крышу, стену, всё это поливали… И пока был пожар, мы поливали крышу, чтобы всё это к нам не перекинулось.
⠀
Она делает паузу, переводя дыхание. Видно, что воспоминание о пожаре и сейчас перед глазами.
⠀
— И пока был пожар вот этот… У неё в доме были газовые баллоны. Они видно нагрелись, ка-ак бабахнут. У меня муж волной вот этой упал с крыши! Но всё слава богу, только ногу повредил! Там потом уже пожарные приехали. Тот дом они даже не спасали, уже было бесполезно, спасали вот этот, наш. Мы так были рады, что спасли… А потом еще в 2010-м у нас страшное конечно дело был, когда торфяники горели. Дым — это ужасно было! Но у нас еще больше страшно было… Мы уже переживали: у нас в тот год (а там поле сзади) там была рожь посажена. И как раз это было в то время, в августе… Она уже налилась эта рожь, уже всё сухое было такое, как говорится, жара какая была! И мы всегда боялись: «Не дай бог, кто-нибудь спичку бросит…» Нечаянно! Ну, как говорится, рыбаки-охотники, кто знает в каком они состоянии иногда бывают… Боялись… вот не дай Бог! Мы б тут полыхали бы все…
— А сейчас уже не боитесь? — почему-то понимаю я.
— Ой! — Она машет рукой — А сейчас это поле не сеется, не пашется, ничего там нет… И самое страшное — оно мелколесьем зарастает. Мелкой берёзой. Берёзки уже в мой рост, вот такие… И это беда, по-моему, всей России, что нигде ничего не сажается, не пашется… И поэтому всё мелколесьем… Вот такие вот дела, ребята…
…
⠀
#ВПоискахНаличников #Шатура #МосковскаяОбласть #ДомоваяРезьба #nalichniki #наличники
