— …Я всё равно расскажу вам с начала, потому что без начала сложно понять даже суть анекдота, уж не говоря о такой истории!
Мы — я и ещё человек двадцать, приехавших в Южу вместе с проектом ГлухоманьGo подходим к величественному, иначе и не скажешь, зданию местной усадьбы. Вообще этот час — мой и, по идее, сейчас я должен рассказывать о деревянном зодчестве города, благо наличников здесь — причем разных поколений — сохранилось несколько сотен, а может и тысяча… Но разве можно устоять, когда слово берет коренной южанин Владимир — основатель гостевого дома «Русская Дача», приютившего нас в этот раз? «Успею еще рассказать о наличниках» — думаю я и, как и все, превращаюсь в слух.
—…Так вот хочу сказать, что эта усадьба построена одним из сыновей основателя фабрично-купеческой династии Асигкрита Яковлевичем Балинá, Владимиром Асигкритовичем Балины́м (На слух это звучит как «Асикрит Яковлич и Владимир Асикритыч» и впоследствии я был немало удивлён найдя верное написание их имён). Причём дед его, Иван Степанович, был крепостным крестьяниным, но сам он разбогател до очень серьёзного уровня: эта семья входила, так скажем, в список самых богатых фамилий России. Что интересно, — Владимир делает многозначительную паузу, оглядывая нас хитро — что интересно, детей у Асикгрита Яковлевича было четырнадцать в первом браке и ещё восемнадцать — во втором.
Пока мы все перевариваем эти невозможные по нынешним временам числа, он продолжает:
— Так вот, естественно разбогатев… Асигкрит Яковлевич, между прочим, подходил очень оригинально для того времени: он построил здесь общежития для рабочих (тогда они назывались казармы), и сделал для них подземный переход в здания фабрики, чтобы, значит, в плохую погоду не надо было на улицу выходить и никто не простужался. И ещё такое новшество он ввёл: он к пасхе выплачивал всем рабочим дивиденды… Так вот расстроив не только эту фабрику, а ещё три (из них две находились в Подмосковье), они все переехали… Куда? — Владимир обводит нас глазами ожидая очевидно ответа.
— В Южу? — обрадованно предполагаю я.
— В Москву! — перекрикивают меня менее оторванные от реальности туристы.
— Конечно, — кивает он, — конечно в Москву. Кстати их особняки сейчас занимают турецкое и венгерские посольства.
За разговором мы подходим к усадьбе совсем близко и волей-неволей все взгляды обращены на неё.
В этот раз я без камеры, так как был здесь за полгода до этого, летом (когда и сделал все эти фотографии). Но, хоть вижу её вторично, поражает она не меньше. Огромная, массивная… Да и резьба здесь столь же тяжеловесная, сколь и воздушная — такой баланс дорогого стоит и очень редко встречается…
Владимир меж тем продолжает:
— Ну и поскольку все перебрались в Москву, кто-то из сыновей должен был приглядывать за хозяйством на месте. Такая роль досталась Владимиру Асигкритычу Балину. И вот я говорю, вчера буквально вечером я дочитывал книгу, там фотография: значит на фоне этого фасада, — он показывает место между большими окнами и теперешней детской площадкой, — ближе к середине, три всадника. Папа такой в шляпе, значит, серьезный, крупный дядя на чёрном жеребце. И рядом, значит поскромней лошадочки такие, тоже два всадника: юнкер такой, да, в военной одежде, ну видно этот, курсант какого-то военного училища, и дочка в черкеске. Красавица! В белой папахе, с вот этими штуками… — Владимир проводит рукой вправо и влево по груди, имея в виду, наверное, газыри. — Собрались на охоту! Я подумал: «Удивительное дело! Сто лет вот пролетело, а по фото, как вчера было! Этот дом усадебный, всё этот какое-то живое, всё реально себе представляешь!»…
Мы все смотрим на указанное место и действительно запросто представляем и коней и красавицу в черкеске…
Ворота детского сада однако в этот закрыты, так что подойти к фасаду с нужной стороны не удается, поэтому под рассказ Владимира мы можем обойти усадьбу лишь сзади.
— …Поскольку те все уехали в Москву… — собирает снова наше внимание Владимир, — Ну как положено у новых русских: дома в Москве, усадьбы в Подмосковье… Владимир Асигкритыч всё сделал здесь: Дом в Юже, усадьба — в Преображенском! Всё — в неорусском стиле, вы видите, да? Наличники — это типичный неорусский стиль, знаете такой? Или псевдорусский. Это стиль — подражание Руси XVII века, переработанный… Ну в общем-то это Абрамцевская школа. Так вам если Абрамцево что-то говорит, это вот оно… Всё в общем такое: «А-ля рюс». Смотрелось очень интересно. Я бы даже сказал такая русская ветка русского же модерна… Так вот Владимир Асигкритыч строит этот дом, причем делает ему проект его, так сказать товарищ, Зимин, с которым он учился в коммерческом училище. Архитектор достаточно известный, но тогда, в тот момент, когда он делал проект, он только начинал. А потом конечно во всех, так сказать, советских каталогах…
Тут, остановившись, Владимир обращает наше внимание, на украшенный синими наличниками дом, принарядившийся, рыжей еще от свежей древесины, пристройкой.
— Это кстати дом прислуги был. Он конечно перестроенный, но наличники пока еще старые. Барский дом — в плане такое Т-образное строение имеет. Тут, видите, типичный вариант такой народной реставрации: вместо того, чтобы поднять подгнившие венцы, их разобрали и заложили кирпичом… Да… Это в общем-то достаточно типичный подход здесь… Вот этот аппендикс — обойдя усадьбу с тыла мы, действительно, обнаруживаем неожиданное строение, соединенное переходом с основной постройкой — я бы сказал, тоже слегка переделанный… Это был у них театр. Домашний театр. Кстати со сценой… Вообще здание хорошо сохранилось по двум причинам: после национализации в 18-м году в нем разместился первый Совет. Потом советские органы, а потом детский садик. В общем-то не было нужды что-то переделывать…
Владимир замолкает на какое-то время, мы разбредаемся: кто резьбу потрогать, кто общий план заснять. Но уже через несколько минут вновь собираемся вместе, привлеченные его словами.
— Посмотрите кстати на развалы… — поодаль, метрах в пятнадцати от расчищенной площадки, под снегом действительно виднеются какие-то деревянные останки, — ещё буквально в прошлом году здесь стояли деревянные стены. Это был гостевой дом Балиных. Приезжали гости, их надо было где-то разместить. Разместить в доме, где живет семья (кстати тоже достаточно большая семья) не всегда удобно. Даже сейчас у многих новых русских есть обязательно гостевой домик. Это удобно: гости не мешают, не обременяют и, соответственно, чувствуют себя свободно. Мы туда сейчас не пройдём потому что там развалина, но там сохранился бассейн!
Мы все подтягиваемся ближе, стараясь ничего не упустить, Владимир же, словно давно привыкнув к тому, что каждое его слово восторженно ловят десятки ушей, спокойно продолжает:
— Получилось так, что после революции этот дом превратили… — он прерывает себя, задумавшись. — Знаете, в текстильном производство имеет, так сказать, определенный класс экологической вредности? То есть это угроза развития лёгочных заболеваний, в том числе туберкулеза. Чахотка выкашивала все текстильные производства, вы наверняка знаете, здесь она тоже была очень распространена. Так вот, сделали туберкулёзный профилакторий из этого гостевого дома и взяли… — он снова прерывается, возвращаясь к прерванному повествованию, — бассейн куда девать? Взяли и забили его полами. Потом забыли про него. Совершенно забыли. Ну семьдесят лет власть советская, это ж три поколения! Потом когда стали в девяностые годы ломать его, ну воровать: полы там выламывать, крышу разбирать, вандальничать так сказать… Вскрыли полы, смотрят — бассейн! И значит чем интересен бассейн: вот мы сейчас видим, скажем, икеевскую посуду, да? Ну интересный дизайн. Но когда мы держим фарфор конца девятнадцатого века, или ложечку какую-то, любой предмет: дамский зонтик, сапожок, туфельку! Смотрим: там есть в каждом предмете душа! Даже ручку берем — какая-то особая человеческая эстетика. Тут когда смотришь на этот бассейн, хочется смотреть и смотреть, не хочется плавать. Во-первых он овальной формы! Овальный бассейн создает ощущение какого-то уюта… Как будто огромный джакузи такой…
Воспользовшись паузой в рассказе мы лезем в сугробы в попытке отыскать хоть что-то и конечно же никакой снег не в силах скрыть полутораметровой глубины бассейн: овальная чаша его действительно еще видна за кустами и обломками досок…
Владимир оправдывает удручающее состояние останков:
— Ну понятно, что он находится последние годы под открытым небом, но у него ещё видно красивый бордюр… и не забывайте, это всего лишь гостевой дом! Это для гостей был сделан бассейн…
— А для хозяев был бассейн? — спрашивает кто-то.
И Владимир кивает:
— Такой же бассейн в принципе существует и в основном доме, в детском саду теперь. Но он тоже где-то под полами. Конечно он в лучшем состоянии, поскольку до сих пор здание функционирует. Но денег у детского сада совсем нет: там знаете как говорят: «Деньги на сад выделяются одинаковые, хотя одному зданию пять лет, а другому сто»…
