…— У меня внучка в Палехе работает. Рисует иконы. Вот как-то были из Вологды, оне ей заказали иконы. Она им рисовала иконы. Но надо это, материалы… Надо ведь это… Липа!
Три месяца назад незнакомый голос в моей трубке нетвёрдо спросил: «Это Иван?», «Иван» — говорю. «А это Валентин из Майдаково. Иван, ты приезжай в гости, а-то мне восемьдесят два, я может помру скоро. Я резчик, наличники делал. Пиисят лет делал, а сейчас уж всё… Адрес пиши. Адрес пиши и приезжай!»
И вот мы втроём подмосковным десантом, сидим на кухне того самого Валентина Золотова, в деревне Майдаково, близ Палеха.
На подоконнике в куче обрезков досок электролобзик, тиски, пилки, ещё что-то… У него самого на коленях бесформенная гора фотографий, а на стенах тут и там развешены картонные лекала для резьбы.
— Ванюша… — говорит чуть осипшим голосом, — «Ванюша» я тебя буду звать. А я статью-то прочитал, позвонил этой, у нас главе-то.. Она мне дала телефон. Я позвонил, мне ответили: «Такого нет». Я не звонил долго. А потом сижу вот в окошко-то. Говорю, надо позвонить. Позвонил — и ты ответил!
— Ну ничего себе! — восклицаю я, вспоминая, что в прошлом августе был в Палехе с лекцией, о которой писала местная газета, и тогда, возможно и оставил свой телефон.
— Смотри, — он показывает чёрно-белое пожелтевшее фото, — это в этом… в Кирове. А вот эти, — он передаёт следующую фотографию, совсем, вероятно недавнюю, на которой свежесделанные наличники прислонённые к дому, — стоят теперь у меня в огороде, уже почернели. Заказывали из Родников. Знаешь город Родники? — Я киваю. Он продолжает: — Ну в общем колымил этот из Родников, рубил может дом для кого-то, или сруб. И это… Они разошлись. И он не едет, не едет. Потом мне сын сообщает: «Пап, он сказал, что это… уже не надо…» И вон они у меня стоят уж…
Он откладывает фотографию, берет следующую:
— Вот это в Палехе… А такое видели? — он показывает видавшую виды карточку, на которой семья на фоне резной калитки, а из-за спин виден ещё и обильно украшенный накладной резьбой, дом, — это всё моя работа. Это был дом мой. Он был это… на ярмарке в Палехе. — Валентин откладывает и эту карточку, — а вот это в Палехе, может видел, ворота…
До меня доходит смысл сказанного:
— Так погодите, а вот этот дом, — я возвращаю семейную карточку, — куда он делся?
— Куда… Снял всё, сколотил. Это мой, это вот этот дом…
Мы переглядываемся. Ещё по дороге сюда я сказал попутчикам, что, смотрите во все глаза, наверняка мы его дом и без адреса увидим: он же самый резной в деревне должен быть. Но дом оказался покрыт сайдингом и никак себя не выдавал.
— Этот дом?! — уточняю я, снова разглядывая последний снимок, — а где же вся резьба?
— Решили так… — непонятно поясняет Валентин. — Жена да я. Обили, да окна поменяли. Это вот ворота, калитка была….
Он снова берет у меня фотографию, берет со стола замотанные синей изолентой очки, несколько секунд разглядывает карточку. Потом откладывает, берет следующую, следующую…
— Это теперь модно, оштапка. Это в Холуе… Это вот опять дом… — если Валентин и переживает, что дом лишился своего убранства, то совершенно не выдаёт себя. — А сынок у меня делает вот резные столбы. — он передаёт следующее фото, — А это вот дом напротив, я делал.
— А самое далёкое куда делали наличники? — вслух думаю я.
— А? — переспрашивает он, поворачиваясь на звук, и я наконец догадываюсь, почему он всё это время говорил довольно громко.
— Куда дальше всего наличники у вас заказывали? — повторяю погромче.
— В Белоруссию! — удивляет он своим ответом.
— Ого! Ничего себе! Как они вас находили?
— Белоруссия… Они ко мне приехали, я на заводе работал. Вот сделай, мы тебе станок привезём. Ну привезли, говорят, мы тебе универсальный. А привезли не универсальный. Но забрали, уехали, всё хорошо. А вот еще наличники в Палехе… — Не делая особой паузы после пояснения, продолжает перебирать фотографии резчик.
— О, — радуюсь я узнаваемым палехским наличникам, как хорошим знакомым, — с конями! Это тоже вы делали?
— Да… Так, это для детей… Это старое… — он дальше перебирает скручивающиеся от времени фотографии, откладывая их в сторону, — это вот не мое… Понравились, я сфотографировал. Это знаешь что? — Валентин протягивает фотографию наличника, судя по резьбе, из Фурманова. — Мне понравилось, как низо́вка сделана. Интересно сделано. Тоже мастер времени не жалел. Вот меня тоже некоторые учили: чего это ты так, чего это так сложно? Сделал бы вон как у этих — раз-раз и готово! Я: «Нет, это уж я так не буду, это искусство…»
Несколько фотографий он передаёт молча. На них наличники, фрагменты резьбы, какие-то люди имён которых уж не узнать наверное… Мы передаём по кругу и на секунды проваливаемся в мир каждой из них. Вот мужики крепят наличник к дому, грязь кругом, две женщины на переднем плане покатываются от смеха… Я почему-то думаю, что весна, хотя фотография черно-белая… Вот ещё старая советская, похоже на Палех: лето, автобуса кусок, тоже наличники, кошка недовольная… «Чисто так», — успеваю подумать я…
…— Тут, как-то было объявление… — возвращает меня в настоящее Валентин, — Объявление: «В иконостас требуются резчики по дереву». Я позвонил, мне женщина. Я говорю: «Вам требуются?», она: «Требуются». Ну я говорю: «Только я сквозную пилю, вам годится?». «А у вас какой стаж?», я говорю: «Пиисят годов». Она: «Ты чего надо мной смеёшься?», а я говорю: «Штойто́?» «А сколько тебе так-то годов-то?» Я говорю: «Восемьдесят»… А мне уж восемьдесят два… — оборачивается он ко мне, акцентируя последние слова.
— Да я помню, вы говорили! — с уважением замечаю я.
— Ну вот меня и не взяли… Да… — вздыхает Валентин. — Ну всё равно сейчас шурукаю ишшо. Вон сынок ругается, а пилю вот сейчас этим… лобзиком.
— А чего ругается?
— Дак чаго: «Ты, старый, а всё еще тебе надо!»… Лобзиком… А-то у меня был станок такой во дворе…
Он озадаченно смотрит в окно, прикидывая наверное, пройдем ли мы сейчас по сугробам до мастерской. Но спрашивает совсем о другом:
— Ну ты эти рисунки-то срисовывать будешь, или как?
— Сфотографирую! — поднимаю я камеру в очередной раз.
— Давай.
Валентин выкладывает один из трафаретов аккуратно на столе и продолжает рассказывать:
— У меня была одна дама из севера. С Камчатки. Она приехала, увидала…
…Отсняв на столе несколько лекал, я снова возвращаюсь мыслями к фотографиям работ Валентина по всей деревне и округе, и не замечая даже, что перебиваю, спрашиваю:
— А кто-нибудь ещё тут в Майдакове делал наличники? Или в Палехе?
— Да не, — безо всякой гордости машет рукой этот удивительный человек, — всё Майдаково моё. Вон на этой улице, вы ехали — видели. Да везде. В Волгограде есть, в Воронеже, в Родниках, Вичуге, Арзамас шестнадцать, секретный, и там есть… Тут раньше ещё были тоже резчики, но не такие… Для себя сделают только и всё. Ко мне придут: «Пилочек сделай!» Трафарет им даёшь… Я не жалел, я не жалел… А сначала-то я начал когда, некоторые не давали мне рисунки-то…
— Почему? — не пойму я.
— Чтобы я не это… Не скопировал значит. Жадничали…
— Слушайте, а вы их сами придумывали?
— Рисунки-то? Сам, сам… Из этих вон… С клеёнки, со всех этих… Где увижу! Так, срисовывал со старых наличников, с обоев брал тоже…
Я откладываю очередной трафарет, замечаю, пришпиленный к стене кнопками, выцветший диплом участника выставки «Доброе ремесло» за 2008-й год…
— Так я ж вам эта… Не показал вам свой дом-то… Я где-то… Был такой… — вдруг восклицает Валентин.
— Там где вы стоите все вместе? — переспрашиваю я подозревая, что он подзабыл.
— Да! Вот она! — он находит в стопке чуть другую фотографию дома. — Всё было, и калиточка была… а как начали убивать эти у меня, всё сколачивали-сколачивали на дрова. Только кой-чего я прибрал… Теперь уже нет, всё сбили…
Он замедляется, перебирает каждую следующую фотографию чуть дольше, но вновь наткнувшись на карточку своего дома, вдруг оживляется, поднимает голову:
— А наличники-то я буду делать, если доживу. Видел, желтые-то стоят? У колидору-то? Буду делать!
— А как же теперь? — возражаю я, — Вы ж окна расширили, увеличили…
— Да. Окна были такие, как обычно… — начинает он, но вдруг добавляет невпопад: — А сын у меня тоже по дереву. Он бани рубит, дома… у него вот там дом двухэтажный за Палехом…
— Слушайте, — вспоминаю я, что хотел спросить об этом с самого начала, — А ваш отец тоже резчиком был? Вы благодаря ему начали?
— Я не знаю… Нет… Я просто так… Один меня попросил: «Помоги». Я ему выпиливал…. — Валентин вдруг вскидывает голову и глядит прямо в глаза, придавая своим словам особый вес, — А выпиливают ногой, ты знаешь?
— Как ногой? — трясу головой я, не понимая.
— Вот так! — он прямо сияет,радуясь моему удивлению, и показывает движение ногой, похожее кажется на педальный привод швейной машины. — Воткнёшь пилочку-то, да на пружине жик-жик-жик… А потом вот «Сосны» там у нас ресторан делали сын с отцом…
— Так это Константин Муратов, да? — вспоминаю я имя резчика, в дом которого мне везло попасть в прошлом году.
— Нет, это не Муратов. Это другие. Я им написал тогда, они мне чего-то не ответили. И я вот начал-начал-начал и пошли заказы. И вот уж пятьдесят лет…
Он вдыхает замерев на мгновение в своих мыслях.
— А с Муратовым вы в итоге знакомы?
— Знакомы. — подтверждает, оживляясь, резчик. Я больно-то так не знаком… Ты у него дом-то видел?
— Да! — горячо киваю я, вспоминая невозможный его дом в Соймицах, сплошь покрытый резьбой, будто вывязанной какими-то огромными волшебными спицами…
— Он ко мне приезжал знаешь зачем? Ему заказывал я вал. Стро́гальный. К станку. На заводе. У нас завод здесь. Вот он ко мне приезжал. Костя Муратов. Он умер. Уж лет сколько… Лет восемь… Он пчёл разводил. Потом гляжу на фотографии, уж он с палочкой ходит… Ну нет его уже… Сколько лет? Уж лет восемь наверное…
Валентин задумыватся на мгновение, смотрит куда-то вдаль, но обрывает себя вставая:
— Так… Ладно… Всё это так… Ну вы будете у меня борщ хлебать?
— Спасибо! — переглядываемся мы, — Мы чайку наверное.
— А кофеёчку наверное лучше? — достаёт из шкафа банку хозяин и вдруг, вспомнив, останавливется. — А… Вот я это, недоговорил. Была у меня эта, дама с севера. Она разложила рисунки и какой-то у неё не фотоаппарат, что за прибор, не знаю… Сменит лекало на столе и снова шик-шик-шик… Я не обратил внимание, что за техника… Ну как фотоаппарат, но не фотоаппарат, больше… Экран такой…
— А! Плоский такой? Планшет может? — догадываюсь я.
— Наверное что-то такое… Я не знаю, что за техника… У нас-то жизнь тихая, а-то видишь, — он вдруг машет рукой на телевизор, — то дерутся, то грабят, то убивают… У нас-то тихая жизнь… Или вы не в этом… На стороне живёте, не в самом центре?
— Да вообще не в центре, — смеюсь я. — У нас тоже тишина.
— А то вон там, — я смотрю, — какая-то женщина на машине безобразничает. Её штрафуют, заставляют работать, она не работает… Так, ну ладно, пойдёмте чай-кофе-то, а-то разговорами сыт не будешь! Пойдём-пойдём, я тебе ещё потом мастерскую свою хотел показать!
#наличники #nalichniki #Майдаково #ИвановскаяОбласть
