…— Эта улица вся в шестидесятые строилась? — я часто уточняю это для понимания общей картины строительства города.
— Раньше… Раньше. Это мы в 61-м… Из деревни дом перевезён был — мы ещё хотели подрубить три ряда — его раскатали, а он весь гнилой и в бревне одном червяк у него так висел. Пришлось всё сызнова строить.
— Ещё тринадцать лет мне было, а мама как раз Кольку родила: там сзади двор, на дворе шалаш стоял, она там с ним с маленьким была, а папа дом строил. Я помогала.
Дом, о котором мы говорим, красивый, высокий, на подклете, с наличниками в местной традиции. О них я уже уточнил, их отец не сам делал, заказывал у местного мастера, который, в свою очередь учился до войны у старика-бондаря.
— Раньше было трудно: железо, всё это доставать, но поскольку ребенок маленький, нам тут всё дали.
— В смысле? Потому что ребенок маленький?
— Да, помогали тогда. И мы новый дом весь выстроили. Папа железом крыл сам, он у меня был жестянщик. На всю округу единственный. Вот время три часа – полчетвертого, а у него уже здесь сидят трое-четверо.
— Зачем?
— Чтоб крыл крышу им.
— А, очередь, что ль?
— Да. «Толя, чтоб только ты покрыл».
Моя собеседница переводит дух и на несколько минут замолкает. Вообще в нашем разговоре много пауз: то для того, чтоб перекинуться парой слов с проходящими мимо людьми: «Семёновна, вы чего сарай что ль разобрали?», то для того, чтоб потрепать по загривку подошедшую, с грустными глазами, дворнягу: «Ишь ты, шельма, облаяла меня вчера, а теперь вот ластишься!». То для того, чтоб просто воздуха набрать: она после операции, и длинные разговоры, как я понимаю, даются пока с трудом.
…— И вот отец покрыл крышу, переживал ещё, что цинковым не мог покрыть: не достать было. Он говорил мне потом уже: «Я покрыл пятимиллиметровкой, “кабинным” железом. Я работал тогда на фабрике и директор тогда сказал мне: Анатолий Михалыч, ты мне покроешь таким железом, я и тебе сделаю такое же».
— Он мне говорит: «Живи всю жизнь, никогда не потечет». Вот полвека уж и не течёт. Но ржавеет конечно. Надо красить, надо уход. А я руки опустила: мама умерла, братья хотят продать, а меня в квартиру определить… — …У братьев, как я понял, теперь какой-то автобизнес, но женщина не знает даже где.
— Сейчас время такое — чем богаче, тем жадней. А я вот — у меня нет, и заберите всё…
— Так чего значит мы… По триста тысяч получим. За миллион мы если дом продадим. Всё, больше-то ведь не продадим. А дом-то хороший. Двор есть. На дворе баня какая-никакая есть. Котельная — отдельная. В доме места очень много, потолки больше трёх метров, высокие.
— Да? — не удерживаюсь я от восклицания.
— Да, высокие очень там потолки. Это мне на всю жизнь бы хватило. На мою жизнь, скажу, точно хватит.
— Из улицы наш дом самый красивый. Егор, сосед, хотел его сыну купить. А тот в позу встал, говорит: «Я куплю такой, как мне надо и где мне надо». — он же молодой, не хочет близко с отцом, а отец-то хотел, чтоб под присмотром. Ну батя-то его пришел к нам, сказал «два миллиона я вам даю», но сын пошел на попятный, нашел в другом месте, отцу его что делать? Так что два теперь за дом никто не даст. Полтора-то дай бог, да и то.
А то может и доживу здесь, если повезёт.
#наличники #nalichniki #ИвановскаяОбласть #Лух #ВПоискахНаличников #деревянноеЗодчество
