Бабушка

— Меня? — неподдельно удивляется бабушка, сидевшая за минуту до этого, по ту сторону окна, по-видимому за столом, и выглянувшая посмотреть, что там за движение вдруг на её тихой улице.
— Вас конечно же!  — не сдерживаю я восхищений, — Вас и ваш удивительный дом! 

Нечасто встретишь такое сочетание, чтоб и резьба действительно необычная, да ещё и в хорошем состоянии, да ещё и хозяйка такая… настоящая! 

— Да ну чего меня… я старая-страшная! Не надо, не надо! — протестует она активно и удаляется вглубь комнаты, откуда добавляет довольно громко. — Дом — пожалуйста, а меня не надо. Пожалуйста, молодой человек. 

— Конечно! — кричу я, уже её не видя. — Не переживайте, не буду. Я сейчас отойду, сниму издалека, а потом подойду ещё спросить, хорошо? 

Не дожидаясь ответа, отхожу на другую сторону улицы, чтобы снять дом целиком и просто взять паузу в разговоре. Бабушка тем временем закрывает окно и пропадает в глубин. Я заодно снимаю и дом напротив — в надежде, что в окно она видит: мой интерес не ограничивается её собственным домом. Брат — в этой поездке, мы снимаем вместе — делает дополнительно ещё несколько кадров и двух соседних домов, чтоб уж совсем обелиться в глазах этой замечательной бабушки. 

Подхожу. 

К счастью окно открывается, и бабушка — всё такая же прекрасная в своём в голубом, в белые цветы, халате-платье, и с аккуратно уложенными на пробор седыми волосами, — выглядывает мне на встречу. 

— И снова здравствуйте! — шутливо начинаю я. 

— Здравствуйте! Вы приезжие что ли? — повторяет она, хитро улыбаясь, наш, пятиминутной давности разговор, дословно. 

— Точно так! — вспоминаю я свой ответ. — Вот дом хотели ваш сфотографировать! — ломаю я наконец тот диалог, прервавшийся на том месте, с которого я начал свой рассказ. 

— Так а чего он вам? Зачем это надо-то? Прошлый год это… тут тоже ходили, дак потом это… дом сгорел один у нас тут… Вы чего? Это ж такое дело! Сейчас нельзя…

— Так а как же, — пытаюсь спорить я, — историю изучать? Как же узнать тогда? Вот вашему дому сколько лет? 

— Моему? — на секунду замолкает, поднимая глаза вверх, бабушка, — семьдесят эта… семьдесят с чем-то навроде… 

И тут же сама себя одёргивает: 

— Да я сама точно не помню, это вам в эта… в библиотеке же лучче узнавать верно надо. А вы зачем это? 

— Для музея наличников, — говорю, — снимаю. 

— А! — оживляется она. Эти наличники муж делал, царствие ему небесное и вечный покой. 

— Ничего себе, — превращаюсь я в слух, — он резчиком был? Расскажете? 

Бабушка вздыхает, облокачивается на подоконник глядя поверх меня куда-то вдаль, несколько секунд молчит, и только когда она начинает говорить, я понимаю, что эти долгие секунды она ещё взвешивала, стоит ли вообще озвучивать эту историю… Но наконец что-то перевешивает и негромкий скрипучий голос её заполняет собой этот майский вечер. 

— Он-то это… сильно младше меня был. Отбила я его у этой… у другой, ну знаете, так… Она с ним и познакомила. Пошли, говорит, хороший парень. А у него друг приехал. Ну и она вроде как к нему, к Сергею, а мне говорит, пошли, стало быть, там друг приехал. Пришли. Хороший такой он был, не пил никогда-ничего. А друг так себе. А я молодая тоже была… Ну чего таить, и черти в голове были, да… И хороша собой, чего… Было-было, дак чего ж? Всё было… — она усмехается задерживаясь на фразе «всё было», и будто бы отталкиваясь от неё, продолжает склонившись с подоконника ближе и едва понизив тон — он мне сразу понравился, я даже не хотела общаться: подруга я или чего? Друг его уехал давно а мы всё вдвоем так ходили… Ну я не устояла, отбила… Нечему такому добру пропадать…. А он пропадал. Я ж всё видела, тяготится он ей, ну я и… Ну и вот… 

Бабушка вздыхает, ещё несколько раз повторяет «ну и вот», как бы собираясь продолжить, но рассказ видно не клеится… Однако на очередном повторе она, словно нащупав где-то внутри себя правильный тон, продолжает: 

…— Ну и вот… Мне тогда сказали, что Маринка гадала на меня, чтоб мне эта… чтоб жизни с ним не будет. Хотела она так. Сама с полгода пождала и замуж вышла. Уехала, кстати, в Ярославль. Вы же с Ярославля? — неожиданно меняет она тему. 

— Нет, — качаю головой, — с Подмосковья. 

— А… — заинтересованно она разглядывает меня сверху, из своего окошка, — что, за вот этим, чтобы сфотографировать что ли приехали? 

— Да. — просто отвечаю я, судорожно выискивая в её словах, за что бы зацепиться, чтоб вернуть разговор к её мужу. — Так а чего она гадала? 

Бабушка как-то неодобрительно качает головой, словно говоря: «Прощаю тебе твою торопливость, молодой ты ещё», вздыхает и повторяет мой вопрос:
— Чего она гадала… Так эта… чего гадают обычно… Чтоб насолить обычно. К гадалке поехала. Это же надо додуматься было, поехать, такие деньги заплатить, за тридевять земель…
— Слушайте, — вдруг спохватываюсь я, — а это какой год-то вообще?
— Какой! Мне двадцать сполнилось тогда. А сейчас семисят семь. Считай какой. 

— Пятьдесят восьмой? — прикидываю я в уме. 

— Ну какой… так примерно, да. — отмахивается она нетерпеливо. — Я ж сказала, тогда двадцать было, теперь вот семисят семь. Сосчитай вот, столько и… и вот… 

— Ну ладно… Так чего, — меняю я тему, сгорая уже от любопытства, — гадалка-то ей сказала? 

Но бабушка меня разочаровывает: 

— А я не знаю. Мне не докладывали чего сказала… Только мы с Сергеем-то пожили двадцать лет с небольшим. Хорошо пожили-то чего… Детей вот не дал Бог, ну так чего… Не всем дано, я ничего не говорю, не ропщу. Мне помогают тут эта… ребятишки. Вот кто в магазин, кто чего… Сама-то я не могу, я с костылями не хожу сейчас из дому. Вот гуляю тут, в окне теперь и вся моя гульба. Вот помогают кто чего. Позатой весной пришли: «Давай, баб-Мань, дом тебе покрасим?» А он облезлый был уже, страшно смотреть. Я говорю: «Ребятки, я помочь-то не смогу вам ведь, миленькие!» А они — ничего не надо, баб-Мань, всё сделаем. Так переобновили мне дом. А я уж и не знала, как мне быть. Он страшный был, облезлый. Сейчас-то вон, ничего… 

— Очень даже чего! — улыбаюсь  я. — Наговариваете вы на него, чудесный, по-моему, дом у вас. 

— Ничего, да… Дак я ж теперь не вижу его снаружи-то — пожимает плечами бабушка и замолкает. 

Я оглядываюсь. 

Поодаль, увлечённо нажимая что-то на телефоне, стоит брат. Хоть бы он снял её издалека, думаю, незаметно… 

Достаю из кармана открытку, протягиваю: 

— Вот, — говорю, — смотрите, тут девять окошек с разных городов. Так смотрите, ваши-то получше многих! 

Она принимает открытку, вертит её в руках и задумчиво тянет: 

— Ну это Сергей делал, он большой мастак был по этой части… 

Кладёт открытку перед собой на подоконник и задорно так добавляет: 

— А в семисят-восьмом он это… поехал к маме… Там день рождения, юбилей был, торжества… Мы вместе хотели, дак не отпустили тогда меня. В Саратов. На неделю, сказал, а вот… и вот… — она делает небольшую паузу, но не тяжёлую, а именно для меня, драматическую, — вот до сих пор и жду! 

— Как так? — потрясённо поднимаю я голову.
— Дак я сначала не поняла тоже, чего творится-то. Мы замужем были, дак чего. Поехала за ним. Меня мать его встретила там… Прямо на вокзале… Так сказала, я запомнила даже вот: «Не пара ты ему, я его не для того рожала»… и это… и всё… я домой… Горевала-горевала, ну дак чего ж? Слезами горю-то не это… не поможешь… Так потихоньку-потихоньку и выкарабкалась одна… А потом однажды эта… утром и как это… пришла домой, тут и поняла «Всё, нет моего Сергея». Не вспоминала уже, а сердце ёкнуло. Вот так, тут в сенях стою, валенки чистила, вдруг меня это… накрыло… понимаю, что вот всё… не приедет ведь он уже никогда… нет его… Я ещё ничего не знаю… А уже всё знаю… 

— И что оказалось? — не выдерживаю я минутной паузы, последовавшей за этим. 

— Инсульт. — просто отвечает она. — я позвонила… это ж телефон ещё ухитрилась добыть… Позвонила, только уже всё… А вы значит по деревянным этим мотаетесь, по деревням-весям? — меняет она тему и я (в кои-то веки) несказанно рад этому, потому что… потому что не укладывается же в голове…
— По городам в основном, — медленно говорю я. — Ну и по деревням тоже. В Пошехонье вот были, теперь в Данилов поедем…
— Ну доброй дороги вам тогда? — она смотрит на меня не то вопросительно, не то утвердительно, но я не пойму и нахожусь только поблагодарить за рассказ, за то, что дом такой чудесный сберегли, за настроение… 

Она берётся уже за оконную раму, собираясь её закрывать, но в этот момент меня всё же осеняет, что второго шанса не будет и я резко разворачиваюсь к ней:

— Баб-Мань… А можно я вас всё-таки в окошке сфотографирую? 

Она смотрит на меня улыбаясь, отмахивается с теми же словами, что в начале нашего разговора, но теперь (хотя может мне это только кажется) звучат они не так уверенно: 

— Да не надо, я страшная, старая! 

— Да вы красавица! — искренне-настойчиво заявляю я. — Вы же бабушка! Да к тому же в окошке в таком красивом доме… 

Бабушка смотрит на меня неодобрительно, говорит что-то вроде: «Подожди», и исчезает из поля зрения надолго. И когда я уж начинаю сомневаться, выйдет ли она вновь, она появляется, завязывая появившийся за это время на волосах белый, с зеленоватой каймой платок, и заправляя под него выбившуюся светлую прядь. 

Наконец справляется с узлом, смотрит куда-то внутри дома, видно в зеркало, поднимает на меня глаза и, поймав мой восхищённый взгляд, улыбается и одобрительно машет рукой: 

 — Вот теперь — снимай!


PS
Конечно я не могу рассказать историю про каждое из окошек календаря. Но всё-таки верю, что перелистывая его, вы будете вспоминать некоторые из них.
Календарь ещё двенадцать дней доступен для заказа по ссылке planeta.ru/campaigns/nalichniki2019. Воспользуйтесь шансом порадовать себя и друзей!


#ВПоискахНаличников  #Любим #ЯрославскаяОбласть #ДомоваяРезьба  #nalichniki #наличники

Голубоглазая с косой

…— Тут у нас соседи жили, соседи, уехали не знаю куда, кажись дом не продали, не знаю. Навроде осенью что ли, я стучусь-смотрю: ба, а листья-то не убраны, всю дорожку закидало. Я в окно, а тю-тю: пропали. И когда-чего, то неведомо… Я так за домом присматриваю, вот вышла, чегой думаю смотрит человек. А вы значит по деревянным этим?..
— Да, я фотографирую наличники, собираю коллекцию для музея.
.

Бабушка появилась минуту назад из дома позади, бросив, видно, какие-то домашние дела: на ней голубой фартук, через плечо серое застиранное полотенце с голубыми же полосками. Дополняет образ седая коса из-за спины с вплетённой на конце голубой лентой. И глаза серо-голубые, ясные, прозрачные. Запоминающиеся глаза.

— Ну я слышала-слышала, сейчас собирают утюги, старые вещи, приходили ко мне тоже спрашивали, я отдала сундук, потом на свалке его нашла: наверное не пригодился им. Ну чего ж, я взад забрала… Тяжелый сундук, хороший. Доперла́ еле. Еле доперла́.
— Назад забрали? — удивляюсь я.
— Ну а чего ж пропадать? Хороший сундук, сто лет ему в обед. А может и двести, кто знает-то. Хороший ещё сундук, постоит.
— А что красивый сундук? Расписной?
— Да какой! — она смеётся, — обнаковенный сундук. Тяжелый только.

Она снимает полотенце, как-то по особому, осознанно, не торопясь, вытирает руки.

— А наличники кто-то из хозяев резал, не знаете?
— Нет, не они. До них. До них. Они дом не так давно купили. Они брат с сестрой из Москвы. Вот Андрюша тут жил, женился, четверо ребятишек у них было. А сестра к нему приезжала из откуда не помню. Но тоже где-то у нас. У ней целый выводок, они как приедут, тут устраивали… Ой я ругалась за них… — вспоминая это, бабушка по доброму так улыбается, что не могу не улыбаться и я. — Все бегают, коленку разбила маленькая, слёзы-крик, ой…

Вдруг она серьёзнеет, и доверительным полушепотом мне сообщает.
— Они, наверное к матери все уехали. Я думаю. Вы их через неё найти сможете.
— Да я больше про наличники, — поддерживая загадочный тон с улыбкой отвечаю я.
— А, ну да, ну да. Но если захотите найти — она продолжает, хоть это мне и не пригодится — у них мама в Москве жила. Старенькая. Муж умер у ней давно, какой-то был… шишкой ещё в те годы. До Ельцина ещё умер, бардака хоть этого не застал. Ну вот. Мне Андрюша рассказывал. Я ему: «Ты чего мать-то не заберёшь, одна она там!» Вон у меня не осталось никого, мне куда — пропади, да сдохни, а у тебя дом, ты б забрал. А он такой: «Её поди забери! У ней там пять комнат и поликлиника. И лифт. И из театров она не вылазиит. А тут ей чего?» Газ вот сколько лет, как провели, дорогу всю перекопали, так и бросили. Тут у нас грязища по колено. Это сейчас ничего… Ну вот… А она, говорит, плачется, что мы к ней не едем. А ну куда я, говорит, со своими, чего им там? Им воздух нужен, они привыкшие.

Неожиданно к нам подкатывает грязный УАЗик, из окна высовывается красное широкое лицо водителя в камуфляже, спрашивает не видела ли она сегодня Серёгу. Неуловимо как-то изменившись в лице и став совершенно вдруг обычной рядовой бабкой, отвечает она, что с утра в окно видала, но куда шел, не знает. Водитель бьёт по педалям, УАЗик рвёт с места, паркуется через несколько домов, водитель, шумно хлопнув дверью, исчезает за воротами.

— Шальной меремьян… — качая головой замечает бабушка и, преобразившись, с загоревшимися вновь глазами продолжает рассказ:
— Ну вот… Мать там одна, а он с сестрой тут, и не едут. И вообще родня к ней не едет никто. Ну и вроде он уговаривал её продать ту квартиру в Москве и перебраться к ним. Она ни в какую. А потом вдруг согласилась. Андрюша тут гоголем ходил, мне докладывал: «Уговорил мать!». Я — чего? Он рассказывает. Квартира-то в Москве большая. Он вроде того как посчитал, что да сколько, понял: у нас полгорода купить можно. И купил ей.. — тут она делает драматическую паузу и торжественно глядит на меня, — замок в Польше! Четыре этажа и парк с фонтаном! Только там навроде правила есть, что, мол, один день в неделю надо всем желающим замок открывать и экскурсии вроде… А у ней какие-то польские корни. Она всё: давай в порядок приводить, пруд-парк поднимать, язык учить взялась — это в семьдесят лет! Андрюша семьёй к ней на всё лето ездил, рассказывал мне потом сказки про тамошнюю жизнь. Так она, — тут бабушка снова доверительно наклоняется ко мне и торжественно улыбаясь сообщает, словно страшную тайну, — она там нашла себе садовника и ещё замуж там вышла. По католическому канону в первый раз: вроде как у них прежний брак и не считается там.

Потом оглядывая снова дом и улицу вокруг она со вздохом замечает:
— Так что, помяни моё слово, что уехали они туда насовсем.

И, будто вспомнив обо мне, и словно сделав круг, тихо, как-то обесцветившись во всём своём облике, она добавляет:
— Вот я за домом и присматриваю, а то вдруг чего… Вышла: чегой, смотрит человек, может знает чего…

#ВПоискахНаличников #ЯрославскаяОбласть #Любим #ДомоваяРезьба #nalichniki #наличники #инстаграмчитать #деревяннаяАрхитектура #Книжка #Книжки #Чтиво #Чтение #Читаю #инстурист #ЯЧитаю #ЛюблюЧитать

Дом любимой бабушки

Дом любимой бабушки…В Москве себе трудно представить диалог с мальчишкой пяти-шести лет, вне присутствия родителей, в небольших же городках Брянской области — запросто:

— Привет! — Бежит ко мне навстречу коротко стриженный мальчишка в шортах, подгоняемый пытающимися укусить его за пятки двумя щенками. Подбегает, останавливается. Мгновенно забыв о ногах парня, останавливаются и щенки. Один кусает другого за ухо и вот они оба уже валяются в пыли урчат от удовольствия: так им хорошо.
— Привет! — говорю.
— А ты фотограф?
— Да, — улыбаюсь.
— А щенков сними наших! Их Рима и Рома зовут!
— Запросто! Это мальчик и девочка, да?
— Нет, две девочки. Просто одна чёрная, а другая рыжая. Рима и Рома. Я им так назвал просто.
— Хорошие такие…

Я присаживаюсь на корточки, щенки, на мой взгляд совершенно одинаковые по цвету, тут же подскакивают ко мне — малыши совсем, может месяц им, шерстяные шарики — сначала ластятся, потом, осмелев, начинают, смешно подпрыгивая, легонько кусать ладонь. Через полминуты и это им надоедает и они снова роняют друг друга в пыль.

— Они всё время кусают друг друга, — замечает мой собеседник. И тут, словно опомнившись, переходит вдруг на вы, и спрашивает — а зачем вы всё фоткаете?
— А я окошки резные красивые снимаю. Вот у вас тоже сфотографировал (на фото другой дом).
— Разбил кто-то,— невпопад про себя вдруг говорит он.
— Что?
— Разбил кто-то. — Уже громче и показывая на окно своего дома, показывает мальчишка.
— О, — замечаю, — действительно разбито. — А как это?
— Не знаю, треснуло. Зимой. Холодно было. Я и заболел потом. Уколы делали. Долго-долго. И кашлял.

Щенки вдруг обнаруживают на моих ботинках шнурки и, как договорившись, упираются передними лапками каждый в свой ботинок и тянут шнурки в стороны, словно пытаясь их развязать. Мальчишка хохочет. Один щенок бросает начатое и отходит, второй настойчивей, продолжает.

— А это, — спрашиваю, — Рима или Рома?
— Рома! — Уверенно говорит парень. — Она рыжая. А когда они вырастут их звать будут Манжета и Чери.
— Как?! — давлюсь смехом я. — Почему Манжета?
— Ну это взрослые имена. А мне, — вдруг добавляет он, — скоро будет семь лет. Летом. Только я в школу не пойду, рано ещё.
— Почему рано?
— Мама сказала, что детям нельзя одним дорогу переходить. А школа вон там. Так что я школу не буду ходить.
— Ну так мама же тебя проводит наверное.
— Нет, я большой уже, я в магазин один хожу. А зачем вы окошко пере… — он пытается сказать «фотографируете, но выходит что-то вроде «перетафируете»?
— Это для музея. — Я достаю из кармана открытку с тремя окошками, протягиваю ему. Вот видишь разные окошки тут, я изучаю какие бывают.
— А я на выставку бабочек пойду! — Вдруг на своей волне замечает мальчишка. — Это вон там, идешь в музей. Там будет.

И тут, словно вдруг заметив, что я с самокатом (я бросил его на обочину, когда они подбежали) спрашивает:

— А почему у вас такой самокат большой?
— Ну так и я большой!
— А он заводной? Тут у парня был такой. Там есть еще сидушка. И толкаться не надо.
— Нет, этот обычный, надо толкаться.

И, уже собираясь уезжать, решаю спросить:

— А ты где-нибудь видел тут красивые резные домики такие, чтоб с окошками?
— Тут нету нигде. У меня у бабы есть.
— О, — радуюсь, — а где она живет?
— Она далеко. В Любиме. — Тихо произносит он. — У неё такое вот окошко, только голубое — и он показывает мне на моей открытке наличник, снятый километров за тысячу километров отсюда, в Любиме, Ярославской области.
— Ну ты, — говорю — даёшь! Это это окошко как раз из Любима! Что, прям такое же? — Я пытаюсь понять, как этот гениальный ребенок мог так запросто определить географическую принадлежность наличника.
— Да, это моя ЛЮБИМАЯ баба. Она Брянске живёт, туда на машине ехать надо. Ну пока! Рима, Рома! Пошли!

#ВПоискахНаличников #Любим #ЯрославскаяОбласть #ДеревянноеЗодчество #РусскаяАрхитектура #РезьбаПоДереву

Любим и телепортация 

…Варе только что исполнилось четыре и ей очень нравится катать на языке новые слова. «Престидижитация» и «Фольксваген» (с пониманием сути) освоены последними, хотя это, впрочем, не удивительно, учитывая, что ещё год назад она радовала врачей знанием, что сегодня у неё «де-кса-ме-та-зон» и что дома тоже есть «стетофонендоскоп». 

Но сегодня я взялся ей объяснять что такое телепортация. Слушала очень внимательно и прям как-то расстроилась, когда выяснилось, что этого пока нет. Потом в пробке выясняла сможем ли мы телепортироваться домой чтобы поесть, потому что она, мол, уже голодная.
Потом она конечно заснула и дорога для неё (надеюсь) была и правда похожа на телепортацию, а мы ещё долго обсуждали, насколько иным бы стал Мир, если б кто-то действительно открыл это явление… 

PS А наличник сегодняшний — из города Любим Ярославской Области.

#nalichniki #наличники #любим #деревянноезодчество

Наличники о любви!


Прекрасную фразу произнёс сегодня один из архитекторов, посетивших выставку «Зодчество» в Трёхгорной мануфактуре: «Все эти наличники, причелины, вообще резьба домовая, — всё это не про историю и не про архитектуру. Это не про фольклор и не про народное творчество. Всё это, в конечном счёте про любовь!»
И именно о любви конечно и календарь с наличниками, ссылка на который вот: https://planeta.ru/campaigns/nalichniki_2017 ! Присоединяйтесь к любителям любви :) Осталось-то всего девять дней до окончания сбора средств на его издание!

#наличники #nalichniki #деревянноезодчество 

Про наличники и Любим 

В последние дни вся моя наличниковая активность сводится к подписанию календарей и отнесению их на почту :)

С одной стороны конечно хорошо, что можно многим из вам написать пару тёплых слов на календаре, а с другой стороны — не успеваю очередную картинку сделать для вас же!

Вчера отвез календари, в офис Планеты.ру, для тех, кому обещал самовывоз, остальные — почтой. Осталась сотня примерно :)

 P.S. Домик этот уютный из уютного городка Любима, Ярославской области.ч

Любимский Мезонин

резной мезонин на деревянном доме В последнее время через день только удается показывать вам новые фотографии деревянных наших сокровищ. Надеюсь, они от этого радуют вас не меньше :)

Навалилось под конец весны дел немало, да и, признаюсь, чувствую я себя перед всеми участниками краудфандинга немного виноватым за то, что обещал еще в апреле всем отправить акции и уехать в первую экспедицию, но до сих пор сижу дома. Денег от Планеты пока так и не пришло, поэтому и отодвигаются все планы вот уже восьмую неделю.

Остаётся надеяться, что соответствуя поговорке и долго запрягая я потом быстрей поеду ;)

Этот мезонинчик из города Любима Ярославской области.

Солнце, змеи и легковерие

Традиционный русский наличник из города Любим
Два дня потратил на то, чтобы выяснить причины того, почему на наличниках города Любим часто изображают змей. Читать далее «Солнце, змеи и легковерие»