Космос внутри


…Долгий разговор с Марией Благовещенской погрузил меня в какое-то отрешенное состояние, и оставшиеся несколько домов улицы Бебеля я снимал уже на автомате. Машина стояла как всегда где-то далеко: я вечно её поставлю «на минуточку один дом снять» и ухожу пешком за пять кварталов. Если б не приложение на телефоне, которое рисует трек на карте — включаю его в поездках года с 2010-го, чтобы не начать снимать случайно ту улицу, где уже был — на поиски стоянки всякий раз уходили бы не минуты, а часы. Однако всё равно, пока добрался до тёплого кресла было уже семь и, с учётом непрекращающегося снегопада, света катастрофически не хватало.

Завёлся и некоторое время сидел согреваясь в салоне не включая фар и даже не решая — ехать ли в гостиницу, попытаться поснимать ещё, или направиться, как собирался раньше, в Торжок. Мыслей почти не было: снег, с полудня засыпавший город и практически лишающий возможности снимать детали резьбы, совершенно спутал планы и я злился на него, на Тверь, а больше на себя, потому что не обратил внимания на прогноз, и не поехал, например в Тулу, где сегодня солнечно и где у меня тоже конь не валялся. Такая усталость обычно накатывает на четвёртый-пятый день поездки и её легко перебороть, поскольку ты знаешь о ней заранее, но я-то выехал из дома всего четырнадцать часов назад и тут… «Стоп —  думаю, чуть не хлопая себя по лбу — было такое уже, надо поесть!» За всеми этими перемещениями я и правда как-то упустил обед. «Ну чего ж тогда удивляться упадку сил-то?» Искать едальню некогда, воспользуюсь  быстрорастворимой кашей, которую вожу как раз на такой случай. Открываю багажник и понимаю, что совершенно точно знаю, чем займусь после того, как перекушу: посредине лежит открытая пачка календарей на этот год, взятых как раз на тот случай, если я встречу людей, которым не смогу их не вручить.

Подъезжаю к дому, паркуюсь, стучусь. Мария открывает дверь так, будто бы ждала моего прихода:
— Иван, хорошо, что вы вернулись, я как раз рылась в своих бумагах и кажется нашла вам адрес дома за Волгой, который занял второе место на конкурсе, проходите.

— Мария, я прошу прощения за вторжение — проговариваю я заранее заготовленный текст, ещё не успев толком переварить сказанное ею — я хочу вам подарить календарь с наличниками! Здесь то, что удалось заснять за последние десять лет. Держите, это вам. Сейчас конечно апрель, но ещё восемь месяцев он может вам служить верой и правдой.

Она берет календарь, подносит к свету обложку, рассматривает несколько секунд.
— Иван, ну это же царский подарок, просто царский! Вы меня насмерть просто убить решили. Ведь это же… Сколько здесь труда… Это всё… Невероятно… Ну чем же мне вас… Вы проходите пожалуйста, я чайник поставила. Мне только… Я документы искала с конкурса, я же не знала, что вы так скоро вернётесь, у меня не прибрано. Проходите.

Я пытаюсь что-то возражать из вежливости, но то ли её у меня маловато, то ли желание увидеть этот дом изнутри перевешивает, как бы то ни было, через две минуты мы уже заходим в комнату. Мария наливает чай, вскипевший пока я разувался, продолжает хвалить календарь, потому что «цифры вообще не важны, он у меня ещё десять лет висеть будет», а я стою на пороге комнаты потеряв дар речи, потому что все горизонтальные поверхности в ней заполнены какими-то фантастическими и непостижимыми деревянными скульптурами, подобных которым я ничего ещё не видел. Наконец прихожу в себя и начинаю восхищаться и расспрашивать.

— Мои, мои, ну конечно, тут всё моё — Мария как будто бы даже разочарована моей бурной реакцией на увиденное, но рассказывает о них с нескрываемой гордостью, так что я списываю это на свою неискушенность в вопросах деревянных скульптур — это из корней, я раньше делала. Вот эта — она показывает на нечто, напоминающее одновременно сталактит и сталагмит, соединённые лишь тонким перешейком. — этот самый такой, будем говорить ценный. Из последних. Даже один американец ко мне пришел, его фамилия… он был редактор одной русско-американской газеты, сейчас скажу… его фамилия Хлебников. Павел. Он был редактор. Его застрелили в подъезде, он очень смелый был. Вот он сказал мне «я бы купил у вас вот этот вот сталактит».

— Ну немудрено, он действительно космический, это же очень красиво.
— А я ему говорю: я буду иметь в виду, когда у меня не будет денег, я вам продам.

Эта непостижимая женщина смеётся и я заражаюсь её оптимизмом.

— Но не продали?
— И не собиралась! — улыбается она.
— А можно я сфотографирую?
— Ну фотографируйте.

Я ковыряюсь с камерами: не планируя заходить в тепло я оставил их висящими на поясе и теперь стёкла запотели с внутренней стороны. Снимаю фильтр с объектива — к счастью оказывается, что влага на нём. Делаю несколько кадров. Мария смотрит за моими манипуляциями и продолжает рассказывать.

— Я их начала делать в сорок лет. Предлагали работы все в музей определить, а я говорю: «Я же родственникам всё отдам, а они как хотят. Вот здесь ещё, смотрите — и показывает мне ещё одну комнатку.
— Мария, но как вы начали это делать? Почему, что произошло?
— Решила, и начала просто работать.
— Какие чудесные… — я не могу подобрать подходящего слова, описывающего всё многообразие представленных форм — штуки! Почему ж вы перестали? Это же запредельно просто — превосходные степени заканчиваются и я, по-моему, уже начинаю повторяться.
— Ну я уже старая. Ну сил-то нету, а корней ещё незнамо сколько!
— А вы сами их искали?
— В лесу гуляла, да. Я сама носила их домой целые… Ну помогал муж конечно — целые сумки.
Я замечаю, что кроме скульптур на стенах висит несколько тончайшей работы деревянных мозаик и меня догоняют её слова, что всё здесь её творения.
— Ой, а это тоже ваша работа?! Как это называется?
— Это японские миниатюры.
— Ну вы даёте! Вы меня поразили до глубины души!
— Ну да?
— Да не то слово!
— Да, японские миниатюры всем нравятся. А тут корни, всё корни. — Она явно больше их ценит.

Меня корни восхищают тоже, но они столь далеки от нашего реального мира с силой тяжести и всеми этими банальными законами физики, столь фантастичны, что на их фоне миниатюры выглядят сухими иллюстрациями из учебника по геометрии и манят своей наглядной понятностью. Я иду дальше вдоль стены со скульптурами.

— Ой бабочки, вы ещё и собирали бабочек?
— Ну это я по дурости бабочек ловила, еще когда была…
— Почему?
— Потому что жалко! Зачем убивать? И так уже бабочек не осталось!

Делаю еще несколько фотографий.

— Ну всё вам показала. Ещё здесь вот, мелко конечно всё…— Мария разводит руками, и я её понимаю: каждой из этих скульптур надо бы по три кубометра воздуха с каждой стороны и киловатты света… — Всего около ста работ у меня, около ста работ. В сорок лет я начала.
— А последнюю когда сделали?
— Ну это я не помню уже сейчас. Уже тут… болезни пошли: два инфаркта было, а третий под вопросом. Так что уж какая тут работа? Ладно, не буду вас больше задерживать — она снова меняет тему резко и я понимаю: пора.
— И я не буду вас тоже тревожить. Можно я вот только общий вид сделаю?
— Пожалуйста.
— Слушайте, а что это за угол такой? Это тут туалет? — я замечаю дверную ручку на одной из сторон вдающегося в комнату параллелепипеда со шторками наверху.
— Да, это туалет. На самом деле у нас были общие коридор и кухня. Но там родные потребовали раздела и пришлось тут туалет сделать. Делили и тут и там за стеной тоже, они рядом. Ну пожалуйста фотографируйте, извините, у меня бедлам в квартире.
— Ой, да ничего подобного!
— А вот ещё дверки, все на дверки любуются! — показывает на дверцу каминной печи и я замечаю на ней буквы З.Л.Бр.У. Спрашиваю, но она не знает об их значении.

— Я топлю печку просто. У меня здесь родственники, тут рядом живут, они уезжают на дачу, а котел у нас общий, они отключают его и когда холодно, я печку топлю.
— А в этом доме было наверное несколько каминов?
— Пять. Пять печек тут. Семь комнат и пять печек. А в самой большой комнате у этой Малиновской, построена из белого кафеля печь, она так великолепно грела: две самых больших комнаты можно было через день топить и всё равно было тепло. Ну сейчас там живет другая семья, они не топят.
— А вы дровами? Или оставшимися корнями? — я смеюсь.
— Да нет — она тоже смеётся — Да у нас сломали тут дом, индусы построили слева, а обломки я попросила.
— Каменный?
— Да, желтый. Только что построили.
— А что было на этом месте?
— Ой, домушка в землю вросла и никто там уже не жил кроме крыс. Вот от неё дрова мне и отдали. Купили землю они и вот построили домину. Сам он кончил медицинский институт, врач. Но стал торговлей заниматься, вот этот дом построил и тут его живет семья и офис.

— Муж приехал ко мне из Москвы, генерал морской авиации. Генерал-майор. И приехал ко мне в дом жить сюда. Из Москвы! И ему всё тут нравилось!
— Ну еще бы! Так он Благовещенский?
— Нет, я фамилию свою не меняла, он Лукин. Генерал-майор Иван Лукин. Он во Владивостоке жил, овдовел и вот ко мне посватался.
— Вот это история…
— Ну всё вам рассказала!
— какая ж вы невероятная. — Мы доходим до двери, она открываем, окидывает меня взглядом и вдруг замечает:
— А чего у вас на голове ничего нету? Холодно же.

Я спохватываюсь, что забыл шапку, возвращаюсь, потом как-то в суете нескладно прощаюсь, и, потрясённый миром в который был на минутку приглашен, забываю даже поблагодарить за чай и выхожу на стемневшую уже окончательно улицу…

#ВПоискахНаличников #Тверь #ТверскаяОбласть #резьбаПоДереву #Наличники #nalichniki

Автор: ivan_hafizov

Основатель виртуального музея резных наличников