…некоторых разговоров за давностью лет вспоминаются лишь обрывки, но такие, что уж раз услышав забудешь навряд ли.
⠀
Помню, что было это летом, в Суздале, помню, что общался с хозяйкой этого дома через распахнутое окно, помню, что рассказывала она мне, что Бибановы, чьим именем называют этот удивительной резьбы особняк, были вовсе не купцами, а простыми ремесленниками, зарабатывавшими на производстве обувью…
⠀
Но вот другая часть разговора совершенно не клеится к этой первой…
⠀
— Ой, вот город сейчас другой, другой город-то… Ну конечно совсем другой… Мы тут жили с какого года, то бишь… Сорок первого кажется. Да… Город бедный был такой, бедный город был. Страшный такой город был, страшный… Ой, страшный совсем был город, бедный. Мы жили тут конечно…
— В каком смысле страшный? — не совсем понимаю я.
— Ну бедность же была, как почему… Это сейчас… — она как-то по особенному разводит руками по сторонам, показывая, что сейчас, мол, совсем другое дело, — а тогда конечно бедность была… Ну во-первых грязь кругом, постоянно почему-то я помню грязь на дорогах… Асфальтированных дорог конечно не было… Монастырь… Сейчас вон музей там, а в нём у нас же тут жили пленные, прямо в монастыре, да… Жили… Много их было… Сейчас же помню, как мы нашли… — она вдруг задумывается, на несколько секунд закрывает глаза, потом смотрит поверх меня куда-то вдаль и продолжает. — Потом как-то, я уж не помню, это при Горбачёве что ли, мы узнали, что это итальянцы были, а тогда нам всё одно было — пленные, значит немцы и всё… Они тогда стучались, ходили по домам, стучались, просили: «Матка, хлеба…»… худые, оборванные… стучались ходили… да…
⠀
Взгляд её туманится, пауза затягивается и я осторожно переспрашиваю:
— А они свободно что ли ходили? Прямо по городу?
— Да конечно ходили, кто б их охранял? Куда идти-то? Иди, чего… Тут-то мы их… кто чего, хлеба-то у самих ни у кого отродясь не было, ну кто чего: кто свёклы, капусты… Они там отказывались, но потом брали: кто-то научил их готовить это значит… Ну и мы там играли… там овраг, знаете, был, он и сейчас есть, где они жили, склон такой крутой… Ну и как-то я… мы туда забежали, а эти внизу сидели все, много их было, еду готовили там… Варили там что-то… Мы — тогда ещё конечно дети — все сидели на краю оврага, вот так, — бабушка вдруг совершенно умилительно, показывая как они детьми смотрели за пленными немцами, подпирает свой подбородок двумя ладошками — и вот смотрели все за ними… И вот знаете, я помню, как я смотрю на них… А они, страшно смотреть конечно, тощие все, долговязые, в этой немецкой форме чёрной, которая уже на бог знает что похожая у них… И вот я смотрю на них и почему-то думаю: «Какие ж они все красивые»…
⠀
Она замолкает ненадолго, а я забываю дышать, чтобы не прервать случайно этих воспоминаний. Но продолжает она, спустя всего полминуты, неожиданно перескочив лет, наверное, сорок.
⠀
— А потом уже, при Горбачёве, — она как-то даже вдруг оживляется, — они, многие из них, возвращались, посмотреть город, всё-таки что-то тянуло их сюда, к этому месту… Посмотреть, что сейчас… Как тут и всё… Спустя столько лет. Хотя, вот вы представляете, что они тут пережили, а всё-таки возвращались они сюда…
— Так они уехали потом? Их отпустили?
— Да, они тут жили до пятьдесят первого что-ли года? Этого я не скажу… Не помню я уже, сынок, многое… Так бы порассказать тебе… Путается всё, знаешь… Ну долго жили, умерли много, потом отпустили их… И вот они, спустя уже сколько лет возвращались посмотреть, к этому месту… И выясняется, что это итальянцы всё были, причём из дворян, потому что, тогда же знаете, Муссолини призывал студентов и это был сплошной полк аристократов… Высший свет итальянского общества, всё сплошные мальчики из аристократических семей, всё дворяне… И вот наши местные тут подсуетились, когда вот впервые заговорили, что итальянцы-немцы эти приедут к нам, то к кладбищу проложили асфальтовую дорожку. Знаете, как у нас принято, ну мы же не можем без этого. Тут много тогда разговоров тогда было… Но это, впрочем, не об этом сейчас. Дорожку… Проложили… А итальянцы когда приехали — про это даже потом много писали — они очень удивлялись, зачем дорожка была, зачем их водили на кладбище… Потому что их никто конечно не хоронил на кладбище: просто в овраг сваливали и кислотой заливали, чтобы никаких даже костей, чтоб ничего не оставалось… Какое ж тут кладбище… И вот они, представьте, приезжают, а у нас это же самые девяностые годы и у нас же тут снова нищета страшная была… Как-то, знаете, своим хозяйством уже жить мы разучились, а производства все стоят и работы совсем нет и… И тут они приезжают… Натурально пир во время чумы… И нас, значит, собрали встречать, кто постарше мы стояли, встречали их… А я смотрела, знаете, на них и не могла поверить, что это они, а не мы проиграли в той войне… Грустно, знаете так было… Грустно и обидно…
⠀
Несколько секунд мы молчим, потом, словно очнувшись от воспоминаний, она подвигается к самому краю подоконника и негромко, так, что я тоже делаю полшага навстречу, добавляет:
— А знаете, они ведь рассказывали, что ничего тогда не знали ни о фашизме, ни об СССР. Они шли воевать с безбожниками. Им так там рассказывали, а они верили и шли… Представляете…
⠀
#ВПоискахНаличников #Суздаль #ВладимирскаяОбласть #ДомоваяРезьба #nalichniki #наличники
