…По дороге из Белгородской области в Курскую волей-неволей замечаешь, как растёт к северу число бревенчатых домов: всё же южные степи совсем не способствуют деревянному зодчеству. Заезжаю в Фате́ж в общем не из-за того, что надеюсь здесь отыскать наличники, а лишь потому, что записал его в планы лет пять назад: как бы пообещал сам себе, а теперь отрабатываю. Городок плоский, улица Тихая, Мирная, Колодезная, Луговая… Нигде ничего интересного для меня… Однако вдруг на улице Никитской сердце ёкает, а дыхание перехватывает от неожиданности. Глушу мотор, прищёлкиваю камеры и выбегаю к украшенному резьбой дому, не веря своим глазам.
И правильно: резьбы по дереву здесь тоже почти нет: лишь немного на наличниках, и столько же на крыльце. Основной же орнамент весь из металла!
От ворот дома напротив, с удивлением смотрит на серию спортивных упражнений, традиционно исполняемых мной перед всяким резным домом, пожилая дама.
— Это вы чего это? — недоверчиво косится она на камеры, подойдя.
— Какой у вас тут дом невероятный! — эмоционирую я. — Сколько ему лет?
— 60 лет ему, или даже больше…
Женщина смотрит с подозрением, но я предпочитаю этого не замечать: в конце концов кто ж ещё, как не соседка, знает всё!
— А кто там живёт? — спрашиваю.
— Ну они уже поу́мерли… — делает она красивый, но непонятный круговой жест кистью, начиная рассказывать. — Дочка, сын, в Фатеже́ тут живут. — А чего вы заинтересовались? — вдруг снова берёт в ней верх подозрительность.
Я улыбаюсь так широко, как только могу, тем более, что ни визиток, ни открыток, рассказывающих о музее наличников с собой уже нет: всё закончилось по дороге.
— Ну, я ехал мимо, смотрю дом такой стоит!
Но её на мякине похоже не проведешь:
— А откуда едете?
— Из Белгородской! И в Москву.
— А что в Белгородской?
— Командировка была.
— Так там дождь же передавали?
Первую секунду я не понимаю, о чём она, но проследив её взгляд, соображаю, что смотрит она на мою довольно чистую машину (сохранившую, надо сказать, чистоту после мойки ещё в Смоленске, то есть километров с тысячу назад, не иначе как чудом).
— Обманули, как всегда! — отмахиваюсь я. — А как звали, резчика который делал это всё?
Теперь её черёд смотреть на меня не понимая смену темы разговора, но я показываю на дом и взгляд её, мне кажется, теплеет:
— Ой… не… не помню уже этсамое… фамилии ихние… Ну жили они… бабушка наверное умерла восемьдесят три года, а дочь… дочь, где-то за городом живёт… Так что это…
— А который резал… Это же мужчина наверное резал?
— Ну это да! — кивает она важно.
— Он умер тоже?
— Давно! Давно он умер!
— А вы его не знали?
— Я его знала. Я его знала. — Она отвечает медленно, растягивая слова и от этого очень заметен контраст между её первыми, цепкими фразами, и этими, произнесёнными почти нараспев. — Я знала его. Но я не помню уже… Уже не помню. Мы практически когда переехали сюда и с этого… Он наверное года четыре или пять… он достроил всё это и умер. Прям на ходу. На ходу…
— В смысле, как «на ходу»? — не соображу я.
— Ну это… В огород пошёл и скончался. Наверное сердце. А потом бабушка… Наверное года через три так, четыре, тоже умерла тоже… с этими…
Женщина замолкает, разглядывая вместе со мною удивительный дом. Я вспоминаю, что не спросил важного:
— А этот человек, который вырезал, он резчиком где-нибудь работал, не знаете?
— Ну он обыкновенный был, работал этим… кем он работал? — она спрашивает сама себя и смотрит куда-то, замерев, — мастером по этим делам… — заканчивает наконец она, взглядом показывая на дом.
— Жестянщиком что ли? — предполагаю я.
— Ну да, с этими… Это вот ему захотелось. Где-то он, то ли смотрел, то ли ещё что-то такое… Смотрел вот, сам эти и сам делал…
— А по работе он тоже «по металлу» работал?
— Нет, он был этим… сторожем, ну и людям помогал тоже, дочке тоже, помогал с этого… — непонятно поясняет она. — У него сын еще жив, и дочь с сыном живы, с этими…
Тут вдруг снова возвращается госпожа-подозрительность:
— А вы что, первый год увидели?
— Да не то слово, — машу я руками, — я вообще первый раз увидел!
— А вы давно здесь? — словно и не было предыдущего разговора, продолжает выспрашивать она.
— Нет, я вообще мимо еду, из Белгорода в Москву, просто проехал, крутанулся через город, ну и заметил! — снова рассказываю, стараясь добавить достоверности.
И, видимо, успешно, потому что в этот раз её осторожность пропадает так же неожиданно, как появилась:
— Ну это они давно не красили, не это… Вот… Ну вот… Давно уже… Лет двадцать это точно… — рассказывает она спокойно. А сейчас вот не живут они в нём. Уже это… купили. Хозяева́. Хозяева́ купили. Купили, всё оставили как есть, даже замок на крыльце вон висит.
— А, то есть наследники его продали, а другие люди купили? — пытаюсь прорваться я через её «пояснения».
— Да. Ну вот… как говорится… Окна вот, оправа всё новая, это уже современная, всё с этими… А так конечно красиво… Я вот не знаю, девчата будут красить или что-то я не знаю… Они купили этот дом, года два наверное здесь. Они два или три примерно. Они наши тоже фате́жские. Муж где-то работает, машины вот ремонтирует. А с этого… жена где-то работает в магазине с этими…
— А они ценители такой резьбы? Или почему они этот дом выбрали, не знаете?
— Ну это я не знаю… Я не знаю… Ну, одним словом, эти уже давным давно сами хозяева́ поумерли, никого нету, но сын и дочь не так заинтересованы. Это он непокрашеный, это уже… тут наверное лет двадцать уже как не красили… Ну важно то, что всё у него тут вырезанное, всё красиво, всё это с этими… Можете сфотографировать, или уже сфотографировали?
И вдруг, безо всякой паузы, добавляет, пристально глядя на меня:
— А это у вас какой регион-номер?
— Регион? — соображаю я, и через секунду уже смеюсь, сообразив, что она снова «сама Подозрительность», — Так Подмосковье же! 50, 150 и 750 — это всё Подмосковье.
— А как вы интересно через Фатеж поехали? — не унимается она, — И главное не по центральной, по Ленина…
Но я-то уже знаю подход!
— А я вот как раз хотел спросить, есть ли в Фатеже́ ещё красивые такие дома?
— Нет. — запросто переключается она. — Один он такой. Его фотографировали-фотографировали! Где-то в газету был он. Давно его…
— А по какому поводу в газету? — переспрашиваю.
— Фате́жскую. Ну фотографировали, что вот красивый вот… Ну и приезжали же, давали премию… Ну и деньги или там что-то такое… За то, что он делал красиво. Он сам это вот всё делал. У него сын, дочь… и это самое… Они оба живы, а это уже новые хозяева́…
— А сыну и дочери лет по сколько сейчас? — неожиданно для себя спрашиваю я.
Я почему-то решил, что им по сорок, и ответ соседки удивляет:
— Ну семьдесят есть… Так примерно… Мне семьдесят пять, ну им также… они живы.. Улицы не знаю где они живут. А эта красота осталася… Красиво конечно. Это всё делал это всё он руками.
— Так — прикидываю я в уме возраст резчика, — он ветеран войны наверное был?
— Да не, он был рабочим… И вот он интересовался, захотел вот это сделать и это… Таких домов я ещё не видела больше, так что это… с этими…
— А почему, кстати, он из металла сделал, не знаете? Обычно ж из дерева дома украшают!
— Ну он… металл… конечно знаю! Потому что это вечно… Это-то вечно. А домик… домик маленький… Кухня, вот эта комната у них… потом там-то спаленка вот эта, одна комнатка там… Новые хозяева́ провели отопление местное… так что просто вот… Потому что это вечно же… Так что… такая красота у нас ещё есть…
— Как же его звали-то, вы не вспомнили?
— Василий Петрович! А фамилию не помню… Это вот уже сколько лет такая красота… Он сам по себе делал… Они жили вдвоём, дочь и сын… Вот четверо они жили, потом дочка вышла замуж, а сына года три или года четыре как он продал этот дом… Ну молодцы вы, что заинтересовались… такую красоту можно сфотографировать… красивый он ага, со всеми этими, да… с этими…
#ВПоискахНаличников #Фатеж #КурскаяОбласть #ДомоваяРезьба #nalichniki #наличники
