⠀
В Весьегонск я приехал зимой и поговорить со мной отчего-то выходят только одинокие бабушки. Вот и эта — заинтересовалась и окликнула сама. Фотографироваться жалко вот отказалась… Наличники-то бог с ними — на её доме их видно никогда и не было, а вот её жаль, что не снял: колоритная была бабушка: маленькая такая, в валенках, в пуховом платке… Улыбчивая…
⠀
— Так а что ж всё позакрывали? — говорю.
— Так всё позакрывали… Теперь которы-куда… Нарушили, ремонтировать – не ремонтируют. Видел такое здание там? — она показывает в ту примерно сторону, откуда я пришел, поэтому киваю, — кинотеатр. Уж он сто лет не работает, а кинотеатр считатся. А ходить некуда детя́м. Вот они бегают полные дни туда… там нагадят, вот и все развлечения в этом кинотеатре теперь… Нету. Нету у нас начальника, хорошего нету. Вот дошло, что теперь мэрия есть, а никто дороги не чистит. Не посыпают, ничо.
— Ну может, — решаю я утешить, — сейчас же выборы будут, может что-то поменяется?
— У! — смеётся она, будто я анекдот хороший рассказал. — Ничо не поменятся тут. У нас все молчат. Все молчат. У нас депутатов нету честных. Этот… больницы нарушаются, главврач ничо не делает, врачей нету… Кто в Устюжну ездит, кто в Тверь… нету врачей! Вот у нас какой стал город. А всегда славился раньше…
— А чем славился? Я читал только, что ярмарка была тут большая до революции…
— Да, ярмарка! — смеётся она тихонько, — ярмарка и сейчас есть! Рынок!
— Не, не рынок! — улыбаюсь и я, — Была большая ярмарка… Из других городов приезжали!
— Ну было-было, всё было… Ничего не осталось у нас, ничего не осталось… Не на чего надеяться…
— Ну ладно уж, как-то грустно…
Она по девичьи смеётся в платочек, но не поправляет меня.
⠀
— А как раньше весело-то было? Теперь вот как, неинтересно нынче. Вот масленичная неделя, вот масленица была, как раньше! А весело-то как было!
— А сейчас? — не пойму я. — Так ничего не слыхать ничего! Всё тихо. Вот завтра не знаю чего будет: завтра прощённо воскреснье, дак вот может туда выйдут, где мэрия, там теперь они будку-то сделали. А теперь там площадки нету, была площадка. Там гуляли, блины пекли, так было весело!
— Так может будут и опять?
— Дак может, может… Маленько так где-то потолкаются… такого чтоб весело-то уже не будет… И гармошки играли, и плясали, и чего только не было! Ой, весело было! Это раньше было весело. Теперь и молодым-то никуда не охота идти, молодые-то не идут никуда. Уж ладно мы, я говорю, мы-то всё уж пережили, всё. Вспомнить есть чо, а уж этим ничо нету… А вы туда не ездили ещё, на реку́-то?
— Нет, до реки ещё не доехал…
⠀
Тут дверь рядом с её валенками приоткрывается и из темноты дома показывается белая кошачья морда. Я вскидываю камеру.
— Тут кошечка у нас! — гордо заявляет бабушка показывая на неё, но та отпрянула от моего резкого движения. — У нас тут был Марат Михайлович, пёс еще был. Хороший был. А тут чо ещё надо: чтоб кошка и пёс. — И, приоткрыв дверь, обращаясь к невидимой для меня теперь кошке добавляет, — Муська, тебя сфотографируют ведь! Звезда будешь! Чё прячешься? Шевелится чо-та…
— А как её зовут?
— Да как… Муська да и Муська. Она шлятся везде у нас, бездомная. Вот придет, накормим… Я говорю: «Иди мышей лови! Хватит тебе сидеть-то!». Всё равно сидит полные дни. Полные дни сидит! Не хочет ничо делать, не хочет никуда! Ни мышей, ничего не ловит… Лентяйка! Загуляет, дак сюда полный выводок приведёт! В тот раз, прошлый год гуляла-гуляла, окотилась там, в другом доме. И нету – и нету, и нету – и нету… Потом как-то ведет! Троих! К нам. Откуда! Ну ка, говорю, ты куда ведешь? Где нагуляла, туда и иди, пускай воспитывают кто-то… Дак они, как эти были… дикари! Она где-то окотилась и никто не видел. И они потом вышли, только ещё стали глядеть и вышли, выползли… И народу боятся! У! Дак разбегутся сразу… Потом потихоньку-потихоньку сначала стала водить сюда, мы стали прикармливать… А потом куда-то девались, не знаю. Растащили наверно их…
⠀ Я пытаюсь позвать Муську по имени, но та ни в какую. Наконец распрямляюсь, собираясь прощаться.
— Ладно, — говорю, — не буду я вас задерживать… — Дак а задерживать чего! — смеётся она снова. — Я-то всё похожу, погуляю, вот и вся моя работа. Не ходят ноги, не ходят, миленькой. Я не хожу сейчас никуда. Погуляю маленько на крылечке и домой. Не держат ноги никак. Этот… Отнялись ноги. Не то что там, болят, а не идут. Не устоять на ногах… Я вот этот… Рассказывали про женщину в Абхазии, она 151 год прожила. Она зарядку начала делать в 75, как я. Но она там не работала, что-то там врут мне кажется… А мы как вкалывали, дак ууу… Там и фруктов и них, там фрукты… А мы-то чё видим? Картошка? Ничё больше не видим. Там всякие фрукты, а у нас ничё нету, я говорю, нету… Пока были молодые мы всё, и щавель ели, и всё-всё-всё… Побежим в этот… как его, на поле, наберём гороху, и вот сидим-едим! Тогда было всё чистое! Сейчас дожди-то пройдут, так всё зеленое! Вода и то зелёная! Что там валится? Теперь боюсь я и грибы есть: грибы-то и то не знаю! Всё отравлено… Всё отравлено теперь… Ну ладно, миленькой, давай, давай, иди погуляй-то…
⠀
PS Разговор этот произошел в Весьегонске, но поскольку я ни бабушки этой не снял, ни даже кошки, то на фотографиях — дом из деревни #Палюшино Ярославской области.
⠀
#ВПоискахНаличников #ЯрославскаяОбласть #ДомоваяРезьба #nalichniki #наличники