Метка: Абрамовка

⠀
Женщина, вышедшая из соседнего участка, несколько секунд благодушно смотрит, как мы командой из двух фотографов и видеооператора увлечённо снимаем один из самых красивых домов в этой деревне:
— Это мой дедушка строил! — наконец горделиво заявляет она. И немного помолчав добавляет, — да только мы потом продали, а живём вот рядом.
— О! Ваш дедушка плотником был? — радуюсь я как всегда такой удаче.
— Нет, просто… Наверное кто-то показал ему как… Раньше на селе все крестьяне плотничать умели. Дома ставить и плотничать.
— Ну плотничать — пытаюсь поспорить я, — да. Но тут уже такая, столярная, тонкая работа…
— Ну, милдруг, это всё… Всё это умелось… Он вообще простым крестьянином был. Он 1895-го года рождения был. А этот дом они поставили в двадцать шестом году, в нём родился мой папа!
— То есть он для себя его строил? — уточняю, — женился и построил дом?
— Да, да, да.
— А сам он откуда был?
— Из этой же деревни. Да. И жена его из этой же деревни. Раньше здесь очень много было домов. Сейчас уже новые дома. Кругом новые, новые, новые дома. Вот старый один наш остался, туда дальше — женщина показывает куда-то вдаль, — еще тоже давнишний старый дом… Старый, тоже покосившийся… Вообще где вот такая постройка, они все одинаковые, примерно с двадцать шестого… Но раньше, ещё раньше, еще до постройки вот этого дома у нас деревня была… где-то в XVIII веке… там деревня была, в той стороне, где поле. Деревня была там.

⠀
— А почему перенесли? — не пойму я. — Сгорела?
— Горела, да. Сгорела и её начали строить сюда ближе. А здесь раньше река протекала Понор, или Понора. В старину. Это в XVIII веке.
— А что, неужели вообще от неё ничего не осталось?
— Осталось. Весной! — Женщина смеётся, показывая размер реки, вернее ручья, не разводя рук даже на полметра. — Вы знаете, я когда была маленькой, ребёнком, ездила, здесь дорог вообще не было, здесь были вот… зимой сани, а летом пешком мы до Красного и на автобус… Здесь автобус только до Красного ходил. А ещё раньше, не только автобусы когда не ходили, а я девочкой была… Узколейка — она так и говорит «узколейка», очень точно сокращая повторяющийся слог в «узкоколейке» — была из Шатуры, и она вела туда, на Орехово… И мы за три километра, пешком здесь ходили… Называлась остановка Ярый. Песок Ярый. И мы на эту остановку, садились на поезд этот… маленький вот эти… узколеечный… И ехали в Шатуру. Вокзал, если вы знаете в Шатуре… Там вот останавливалась эта мотри́са…
— Мотри́са? — эхом повторяю я. — А это что такое?
— Я уже забыла… — женщина усмехается собственным воспоминаниям и пытается описать их нам, людям другой эпохи — это… такой вагончик… на керосине… Мотрисы эти… рабочих на торфоразработки возили… А потом уже автобусы пустили до Красного. И мы уже на красновском автобусе. А до Красного пешком…
— А узкоколейку закрыли?
— Да уж давно! Её уже разобрали. Её уж много лет разобрали.
⠀
Несколько секунд мы молчим, потом разговор как-то заходит про их дом.
— А не жалко, что продали? — спрашиваю.
— Ну знаете… По жизни так бывает: что-то покупается, что-то новое строится, что-то старое продаётся… Чтобы выстроить новое, пришлось старое продать, потому что семья расширилась. Но мы приезжаем на соседний участок, теперь уже как дачники.
— А вы прям соседи, да? Но я смотрю, они хорошо всё сохранили?
— Да! Вы знаете, он, кстати говоря, внутри… мы так следили за домом! Мы его обили, подвели фундамент! Тогда этого еще так мало кто делал, у нас дом на камнях был… Вот камень обычный… — она как-то заминается, пытаясь описать, что за камни были вместо фундамента.
— Валуны такие по углам большие? — переспрашиваю.
— Да, да, да! А когда мы стали потом заниматься, мы стали с мужем заниматься этим домом, мы подвели фундамент, обили весь дом, внутри весь… Вот кто у нас купил этот дом, он говорит: «Внутри он вообще целёхенький. Он такой хороший внутри!» Теперь они будут крышу под тот дом под новый подводить… Сайдингом наверное обивать…
— А может не будут? — с надеждой разглядываю дом я.
— А может не будут. — соглашается и она, улыбаясь. — Теперь это их дом…
⠀
А через несколько секунд добавляет:
—  Деревня у нас очень хорошая. У нас слава богу два года назад хоть вот такую дорогу сделали…
Мы стоим на неком подобии дорожного полотна, чём-то среднем между грунтовкой и старым-старым асфальтом.

— Уродство конечно, — разводит женщина руками, — но что делать. А то мы вот так вот — она руками показывает волны, как на море — ездили.
— А это считается асфальт наверное? — уточняю я.
— Наверное… — Смеётся хозяйка. — Я не знаю. Когда только-только её сделали, она была уложена мелкой щебёнкой… Ой! Мы так обрадовались! Ребята хоть на велосипедах могут кататься! Мелкой щебёнкой сделали! Но это щебёнка была ровно три дня мелкой. Машина прошла одна-вторая и всё рассыпалось…
⠀
Вдруг она, словно вспомнив что-то, всплёскивает руками:
— Жаль, у меня фотографии были, я увезла! Здесь терраса была, они её сломали… У меня есть такие фотографии: у меня дедушка стоит здесь около дома… лошадь у него была… с лошадью… Бабушка стоит, её сестра по-моему… Здесь же была терраса, выход сюда был. И такие здесь две закрывались двери, две створочки. Они вот так закрывались… И они все тут стоят нарядные…
⠀
Женщина так живо описывает снимок, что я легко себе представляю эту, наверняка чуть пожелтевшую, чёрно-белую фотографию, может даже с резными фигурными краями. Сделанную скорее всего в какой-нибудь праздник — все в парадном…
⠀
Она продолжает:
— Но мы, так как были молодые, хотели чтобы нам всё более было современно, мы эти створки все закрыли, всё уничтожили, сделали террасу здесь закрытую. А потом новые, кто купили, они её вообще снесли. Вот. То есть… Ну деньги тоже в своё время нужны были…

На какое-то время повисает молчание, а затем из калитки выбегают один за другим два пацана, и, видя, что мы разговариваем, тотчас же забегают обратно.
— Это мои внучата! — гордо заявляет наша собеседница. — Там еще третий есть!
— Красавцы! — улыбаюсь, — Им тут раздолье же поди! Машин почти нет…
— Ну как нет… У нас как пятница, тут начинается! У нас же тут и охота, и рыбалка, и ягоды. Ягод полно. Сейчас черники полно, была земляника! Вот в этом году малины нету, но полно клюквы. За клюквой наши куда-то подальше ездят, за клюквой. Тут раздолье. Тут единственно что — вот соседний дом как сгорел, теперь участок неухоженый… Ой, как горел, это у нас целая история была! У нас дачница здесь жила, женщина. Москвичка. И вот что же. Она пошла к тем соседям (сейчас тоже уже другие живут) помогать полоть им. А я вот что-то за домом делала. У нас двор же большой был… И я туда пошла зачем-то… Чего-то мне надо было. И вижу, дом! Начинает гореть! Пристройки её гореть начинают. Я начала кричать: «Тёть Катя, у вас дом горит!», а мама мне: «Её нет, она там у соседей!». Побежала туда. Быстрей! Ладно. Прибежали и он уже полыхать начал. И у неё в доме внучка спала… Я кричу: «Ты Дину-то, смотри, Дина у тебя же там! Быстрей её оттуда!» Она за Диной и Дину вывела. Потом… Пока в пожарную позвонили, пока пожарные приехали… В эту пору, вот до пожарных, мы спасали свой дом… А как спасали? У меня муж забрался на крышу… и у нас был насос и из пруда мы водичкой вот так поливали крышу, стену, всё это поливали… И пока был пожар, мы поливали крышу, чтобы всё это к нам не перекинулось.
⠀
Она делает паузу, переводя дыхание. Видно, что воспоминание о пожаре и сейчас перед глазами.
⠀
— И пока был пожар вот этот… У неё в доме были газовые баллоны. Они видно нагрелись, ка-ак бабахнут. У меня муж волной вот этой упал с крыши! Но всё слава богу, только ногу повредил! Там потом уже пожарные приехали. Тот дом они даже не спасали, уже было бесполезно, спасали вот этот, наш. Мы так были рады, что спасли… А потом еще в 2010-м у нас страшное конечно дело был, когда торфяники горели. Дым — это ужасно было! Но у нас еще больше страшно было… Мы уже переживали: у нас в тот год (а там поле сзади) там была рожь посажена. И как раз это было в то время, в августе… Она уже налилась эта рожь, уже всё сухое было такое, как говорится, жара какая была! И мы всегда боялись: «Не дай бог, кто-нибудь спичку бросит…» Нечаянно! Ну, как говорится, рыбаки-охотники, кто знает в каком они состоянии иногда бывают… Боялись… вот не дай Бог! Мы б тут полыхали бы все…
— А сейчас уже не боитесь? — почему-то понимаю я.
— Ой! — Она машет рукой — А сейчас это поле не сеется, не пашется, ничего там нет… И самое страшное — оно мелколесьем зарастает. Мелкой берёзой. Берёзки уже в мой рост, вот такие… И это беда, по-моему, всей России, что нигде ничего не сажается, не пашется… И поэтому всё мелколесьем… Вот такие вот дела, ребята…
…
⠀
#ВПоискахНаличников #Шатура #МосковскаяОбласть #ДомоваяРезьба #nalichniki #наличники

— Что, правда, наличники ездите фотографируете? — женщина не скрывает своего удивления.
— Да, — улыбаюсь, — уже полстраны объехал, вот и до вашего дома наконец добрался. У вас тут где-то, говорят, резчик жил до войны, не слышали?
— А я знаю?! Я дачница!
— А… — тяну я, размышляя, что бы ещё спросить, в ответ на такое откровение, но женщина к счастью продолжает:
— Тридцать лет тут уже живу. Сначала приезжали просто, а теперь от живу.

«Дачница» — жительница явно городская, это слышно по правильной, привычной речи. Но тридцать лет житья в деревне явно не прошли даром: вместо «вот» и «вон», она чисто и ясно произносит «от» и «он»:
— Да он, у нас тут у всех резьба одинаковая… — и показывает широким жестом на соседние дома.

Затем вдруг поворачивается ко мне и спрашивает:
— А вы сфотографировали балкончик?

Я поднимаю глаза на дом, увенчанный довольно рядовым для этих мест мезонином, совсем не напоминающим балкон, но женщина поправляет меня:
— Соседский! А у нас же и карнизы были красивше, но он — всё разрушаться стало, карнизы убрали, потом и террасочку оттуда… У нас он там было красивше. Я помню приезжали, фотографировали… Сейчас уже все ломаем: он окна вставили, а больше ничего не сделали…

Упомянутый балкончик (вернее псевдобалкончик, так как делался он исключительно из соображений моды и выйти на него решительно невозможно из-за того, что двери там никогда и не было) — единственная сохранившаяся резная деталь обшитого сайдингом соседского дома. Возможно у нашей дачницы балкон был лучше, но сейчас о былой красоте уже ничего не напоминает.

— И что, неужели будете убирать наличники? — возвращаюсь я к теме разрушения дома «дачницы».
— Ну наверное, если будем делать дом дальше, чего ж? Но это не скоро… А он там лежат, разве не такие же точно? — она показывает дом напротив, в высокой траве перед которым стоит деревянный наличник, сильно, однако, проще тех, что украшают её дом.
— Вы шутите? — говорю. — У вас наличники интереснее во сто крат! Да у вас резьба старше, как мне кажется. У вас какого года дом?
— 26-го. Он там тоже ровесники стоят, там год вырезан на балкончике — она машет куда-то вдоль по улице. — но сейчас-то попроще делают. Просто: делают, — женщина резко очерчивает руками прямоугольник, — и всё!

Мы стоим перед её домом и — редко возникает такое чувство — я вдруг понимаю, что можно не задавать вопросы и даже ничего не рассказывать: какое-то время мы оба так и будем стоять, словно замороженные, погруженные каждый в свои мысли. Приятное чувство, такое даже со знакомыми редко бывает — когда вместе помолчать в радость — а тут вдруг, с совершенно случайной тётушкой…

— Как вас зовут? — спрашиваю через несколько секунд, или минут: время тут не имеет никакой силы.
— Меня? Тёть-Валя… Пойдем, я чай пью. Я только… он это самое… остыл малость. Я ездила, он, — она кивает видимо в сторону ближайшего города или рынка, — чернику продавала.
— О! И почем нынче черника? — я не знаю зачем, но если разговор позволяет, всегда спрашиваю цену, когда кто-нибудь рассказывает, как он что-нибудь купил или продал…
— А по разному, — задумчиво отвечает она, — по разному. От триста, до двести пятьдесят и двести: кто как продаст. И земляника тоже. Но я землянику уже всё, отходит уже всё… Дожди стоят…
— Непонятное лето, — соглашаюсь я. Лето 2017-го и правда выдалось каким-то не то холодным, не то коротким…
— Но ничего так вот живем, летом по ягоды ходим. — продолжает Тёть-Валя. — Прошлый год очень много белых грибов было. Ой сколько было грибов. Ой, вы не представляете… Вы не представляете! Я по двести пятьдесят штук прям вон сразу приносила, случайно… За ягодами пойду, и полную куртку приносила! Эх насушили…
— Полную куртку?.. — уточняю я.

Она, видя моё замешательство смеётся:
— Когда за ягодами идёшь, для грибов корзинки же не берешь. Ну я рукава завязала на куртке и собираю. Но грибы я не продаю. Муж еще продавал, а я нет.
— А почему вы — нет?
— А я не хожу за грибами. Еще дочка сходит… Я не умею. Я в лесу теряюсь. Могу ходить-ходить…
— А за ягодами как?! — тут приходит моя пора смеяться.
Но она отвечает со всей серьёзностью:
— Ну! За ягодами я у дорожки! Я заметю деревья какие-нибудь вон там вон, пособираю и выхожу. Иду дальше, потом опять. А так я могу уйти с концами. Я городской житель, из Котельников. Поэтому вот не это… Лес это чужое для меня. А вот дочка — я её привозила, в этот дом всегда, с первого класса — она места знает. Она меня посадит, а сама уйдет: «мам, что ты всё сидишь на одном месте?» А я говорю: «А чё мне ходить-то? Не всё ли равно, где собирать? Я сначала покрупней все соберу, потом, покрупней, из тех, что остались помельче… Потом из них крупные выбираю, потом пойду дальше, далеко уже не хожу, опять возвращаюсь, ну и из этих тоже самые крупные пособираю, которые еще остались… И муж также, он посадит меня на поляну и уйдет, я сижу! Привычка. Ничего, нормально.

Тут вдруг, видимо вспоминая о моём интересе к деревянному зодчеству, она прерывает рассказ о грибах и ягодах:
— Да, может вам будет интересно, у нас тут как-то приезжали, два года тому назад и он, в тот дом! — кивком она показывает на один из домов дальше по улице. —  Нужен был такой старенький дом, хотели кино снимать. И ко мне приходили. Всё осмотрели, всё потрогали… но не с НТВ, а с какого-то, что я и не знаю…
Удобно им почему-то. Всё посмотрели, но так и пропали… А ему хотели корову привезти сюда! А-то у нас в деревне есть у одних корова только, но она того и гляди… 
— Женщина вздыхает и продолжает уже как-то тише, будто говоря не мне, а просто рассуждая вслух — Деревня! Колодцев нет, коров нет, курицы ни одной… Сейчас пойду за молоком, сейчас уже приедет эта, с фермы…

Затем она, словно и впрямь забыв обо мне, поворачивается, явно собираясь идти домой, но я, (хоть, почему-то, и уверен уже в эту секунду в её отказе), окликаю:
— А можно я вас сфотографирую на память?

В момент она преображается, ускоряется, распахивает дверь и уже собирается юркнуть за неё, но видя, что я даже не поднял камеру, всё же медлит и не запирает.
— Вы, — успокаивающе-торопливо поднимаю пустую руку, — не переживайте, я не буду если вы не хотите!

Тёть-Валя кивает, доверительно приоткрывает дверь, но уже не выходит и напутствует меня с порога:
— Хорошей вам дороги!

И через секунду ещё:
— А-то пойдёмте, чаем угощу?

#ВПоискахНаличников #МосковскаяОбласть #ДомоваяРезьба #ДомЦеликом #РезьбаПоДереву #nalichniki #наличники #деревяннаяАрхитектура #Чтение #Читаю #ЯЧитаю #ЛюблюЧитать #читать