…— Здравствуйте, а вы не подскажете, этот дом каких лет примерно?
— А зачем вам?
Бабушка хоть явно и не хозяйка дома, но сидит, отдыхая, в теньке неподалёку. Чего ж, думаю, не порасспросить.
— А я просто изучаю деревянное зодчество. Резьбу.
— Ну знаете что… Я не знаю…
— Ну хоть примерно может? Сто ему лет, или больше?
— Не, да ну, нет… Наверное пятьдесят. Я хорошо помню как его строили, это в начале… Шестидесятых что ли? Или это другой?
Несколько секунд она смотрит на дом с удивлением, потом заключает:
— Да вы не слушайте меня, я всё путаю, я старая стала. Другой дом сказала. Этому может сто лет и больше, не знаю. Правда, не знаю. А вы сами не местные?
— Не, я из Подмосковья.
— Ой, далеко, деточка… И за эту чепуху надо приезжать нарисованную?
— Ну да!
— Ну плотят хоть что-нибудь? Даром же не поедешь!
— Ой, — улыбаюсь, — там сложно всё.
— Не, нехай плотят, что ты, дитёнок! Нельзя… Та раньше было в мою бытность (она произносит «у мою бытность»): работаешь туда, работаешь сюда, а всё одно плотят. Сейчас всё: сиди на месте. Неправильно Путин сделал! Он же какой пример подал? Пошел на пенсию — освободи, дай людям, чтоб люди устроились, дожили тоже до пенсии. Молодёжь… Куда им деваться бедным. Покончали и некуда…
— Это в смысле, что он разрешил работать пенсионерам? — не совсем понимаю я.
— Работают же! — негодующе взмахивает руками бабушка. — Он сам и работает! Я не работаю. Нет. А работают же. Пенсионеры работают. А я б сказала так: «Пришел срок? До свидания, дай молодым места. Что они на рынке стоят с институтами?» А что стоят? Когда что продадут, а когда не продадут. А кому покупать? Денег нет ни у кого давно. А пенсионеры места занимают.
— Ну а как им не работать? Пенсия же небольшая…
— Ну что пенсия… Да, никакая пенсия. Никакая. Минималка — попробуй прокрутись. Если б не аптека хотя бы! Аптека дорогая. Во получу пенсию, отдану за эту хату, отдану за аптеку половину, и детям — дети немалые, да у них унуки малые, надо хоть по сколько-нибудь помочь. Всё! У меня детей трое было, да Гришка помер у пятьдесят пять, не женился и мне не оставил никого. Уж я плакала-плакала, а всё радовалась, «спасибо Господи» говорила, что забрал его: он очень уж пил, уж так пил, что всё пропивал. Я с ним столько беды перевидала, не сказать… А как помер, так всё равно жалко, хоть сорок лет пил, не работал нигде, ни одного дня… А я всё при нём: младший же, кровинка… Так он при мне и жил… и помер у меня…
Она вздыхает и замолкает, погружаясь в свои думы, а палочкой рисует что-то в пыли. Я сажусь рядом, смотрю на узоры и тоже погружаюсь в какой-то транс, размышляя о том, что мы сидим рядом с таким разным багажом — две вселенные, соприкоснувшиеся на секунду. Настолько разные, что и представить невозможно…
Вдруг она оживает, словно вспомнив о чём-то и невпопад произносит:
— А сам-то! Иди, проживи на пенсию! А кто в долг даст? Кто бедный, тот бы дал — так нету, а богатый не даёт, говорит: «Надо уметь жить!»
— А вам сколько лет? — решаюсь спросить я.
— Ой, деточка, много. — Она поворачивает на меня покрытое мелкими морщинками маленькое лицо. Улыбается полупрозрачными серыми глазами. — Сколько думаешь?
— Шестьдесят уже наверное? — вру я даже быстрее, чем успеваю подумать, что надо бы сказать меньше, чем на самом деле.
Она смеётся:
— Ой, молодую из меня сделал! Больше, больше… Девяносто два.
— Ну почти угадал, — смеюсь. Я хоть и приврал, но что девять десятков перевалило, всё равно не предположил бы. — У вас глаза какие молодые!
— Одни глаза и остались, — устало отвечает она. — И то оперированные. Ничего здорового не осталось.
— Но глаза смотрят?
— Неважно. Неважно смотрят. — И, как это часто случается с пожилыми людьми, вдруг меняет тему безо всякой видимой причины. — А мне Москва не нравится. У тебя там квартира или дом?
— Квартира, но в Подмосковье правда.
— Знаешь, я квартиру называю КПЗ. А своя хатка как родная матка. Вышел — что захотел, то сделал. А это вот сейчас уже отопительный сезон давно уже обрезали, не топится у зятя у дочки квартира, они в Кировске живут. А столько принесут платить — ой-ёй-ёй! Вот сейчас им принесли четыре шестьсот! А отопительный сезон давно уже кончился! И плиту прибавь, свет прибавь, газ прибавь, это всё на пять с лишним! А пенсия одиннадцать! Да еще две добавь, да аптека, что остаётся? А что делать?
Бабушка вздыхает, отворачивается. Я не вижу, но кажется она промакивает платочком уголки глаз.
— А пусть хотя бы и так. — дрожащий её голос подтверждает мои предположения. — Пусть уже и так. Только бы не было войны, пусть уже и так. Только жалко, вас-то жалко: детей, внуков. Только б не было войны, Господи… Страшно подумать… Ведь могут же эти… Эти могут… Трамп этот, Путин. Я смотрю: «Столько лет все держались, а эти могут. Путин молодец, а как вдруг не удержится?»… Каждый день молюсь за него, чтобы хватило у него удержаться, чтоб только бы войны он не наделал…
#ВПоискахНаличников #НиДняБезСтрочки #Тверская область #Старица #ДомоваяРезьба #nalichniki #наличники
