С этими…

…По дороге из Белгородской области в Курскую волей-неволей замечаешь, как растёт к северу число бревенчатых домов: всё же южные степи совсем не способствуют деревянному зодчеству. Заезжаю в Фате́ж в общем не из-за того, что надеюсь здесь отыскать наличники, а лишь потому, что записал его в планы лет пять назад: как бы пообещал сам себе, а теперь отрабатываю. Городок плоский, улица Тихая, Мирная, Колодезная, Луговая… Нигде ничего интересного для меня… Однако вдруг на улице Никитской сердце ёкает, а дыхание перехватывает от неожиданности. Глушу мотор, прищёлкиваю камеры и выбегаю к украшенному резьбой дому, не веря своим глазам.

И правильно: резьбы по дереву здесь тоже почти нет: лишь немного на наличниках, и столько же на крыльце. Основной же орнамент весь из металла!

От ворот дома напротив, с удивлением смотрит на серию спортивных упражнений, традиционно исполняемых мной перед всяким резным домом, пожилая дама.

— Это вы чего это? — недоверчиво косится она на камеры, подойдя.

— Какой у вас тут дом невероятный! — эмоционирую я. — Сколько ему лет?
— 60 лет ему, или даже больше…

Женщина смотрит с подозрением, но я предпочитаю этого не замечать: в конце концов кто ж ещё, как не соседка, знает всё!

— А кто там живёт? — спрашиваю.
— Ну они уже поу́мерли… — делает она красивый, но непонятный круговой жест кистью, начиная рассказывать. —  Дочка, сын, в Фатеже́ тут живут. — А чего вы заинтересовались? — вдруг снова берёт в ней верх подозрительность.

Я улыбаюсь так широко, как только могу, тем более, что ни визиток, ни открыток, рассказывающих о музее наличников с собой уже нет: всё закончилось по дороге.

— Ну, я ехал мимо, смотрю дом такой стоит!

Но её на мякине похоже не проведешь:

— А откуда едете?
— Из Белгородской! И в Москву.
— А что в Белгородской?

— Командировка была.
— Так там дождь же передавали?
Первую секунду я не понимаю, о чём она, но проследив её взгляд, соображаю, что смотрит она на мою довольно чистую машину (сохранившую, надо сказать, чистоту после мойки ещё в Смоленске, то есть километров с тысячу назад,  не иначе как чудом).
— Обманули, как всегда! — отмахиваюсь я. — А как звали, резчика который делал это всё?

Теперь её черёд смотреть на меня не понимая смену темы разговора, но я показываю на дом и взгляд её, мне кажется, теплеет:
— Ой… не… не помню уже этсамое… фамилии ихние… Ну жили они… бабушка наверное умерла восемьдесят три года, а дочь… дочь, где-то за городом живёт… Так что это…

— А который резал… Это же мужчина наверное резал?

— Ну это да! — кивает она важно.

— Он умер тоже?
— Давно! Давно он умер!
— А вы его не знали?
— Я его знала. Я его знала. — Она отвечает медленно, растягивая слова и от этого очень заметен контраст между её первыми, цепкими фразами, и этими, произнесёнными почти нараспев. — Я знала его. Но я не помню уже… Уже не помню. Мы практически когда переехали сюда и с этого… Он наверное года четыре или пять… он достроил всё это и умер. Прям на ходу. На ходу…

— В смысле, как «на ходу»? — не соображу я.

— Ну это… В огород пошёл и скончался. Наверное сердце. А потом бабушка… Наверное года через три так, четыре, тоже умерла тоже… с этими…

Женщина замолкает, разглядывая вместе со мною удивительный дом. Я вспоминаю, что не спросил важного:

— А этот человек, который вырезал, он резчиком где-нибудь работал, не знаете?
— Ну он обыкновенный был, работал этим… кем он работал?  — она спрашивает сама себя и смотрит куда-то, замерев, — мастером по этим делам… — заканчивает наконец она, взглядом показывая на дом.

— Жестянщиком что ли? — предполагаю я.

— Ну да, с этими… Это вот ему захотелось. Где-то он, то ли смотрел, то ли ещё что-то такое… Смотрел вот, сам эти и сам делал…

— А по работе он тоже «по металлу» работал?
— Нет, он был этим… сторожем, ну и людям помогал тоже, дочке тоже, помогал с этого… — непонятно поясняет она. — У него сын еще жив, и дочь с сыном живы, с этими…

Тут вдруг снова возвращается госпожа-подозрительность:
— А вы что, первый год увидели?
— Да не то слово, — машу я руками, — я вообще первый раз увидел!

— А вы давно здесь? — словно и не было предыдущего разговора, продолжает выспрашивать она.
— Нет, я вообще мимо еду, из Белгорода в Москву, просто проехал, крутанулся через город, ну и заметил! — снова рассказываю, стараясь добавить достоверности.

И, видимо, успешно, потому что в этот раз её осторожность пропадает так же неожиданно, как появилась:

— Ну это они давно не красили, не это… Вот… Ну вот… Давно уже… Лет двадцать это точно… — рассказывает она спокойно. А сейчас вот не живут они в нём. Уже это… купили. Хозяева́. Хозяева́ купили. Купили, всё оставили как есть, даже замок на крыльце вон висит.

— А, то есть наследники его продали, а другие люди купили? — пытаюсь прорваться я через её «пояснения».

— Да. Ну вот… как говорится… Окна вот, оправа всё новая, это уже современная, всё с этими… А так конечно красиво… Я вот не знаю, девчата будут красить или что-то я не знаю… Они купили этот дом, года два наверное здесь. Они два или три примерно. Они наши тоже фате́жские. Муж где-то работает, машины вот ремонтирует. А с этого… жена где-то работает в магазине с этими…

— А они ценители такой резьбы? Или почему они этот дом выбрали, не знаете?
— Ну это я не знаю… Я не знаю… Ну, одним словом, эти уже давным давно сами хозяева́ поумерли, никого нету, но сын и дочь не так заинтересованы. Это он непокрашеный, это уже… тут наверное лет двадцать уже как не красили… Ну важно то, что всё у него тут вырезанное, всё красиво, всё это с этими…  Можете сфотографировать, или уже сфотографировали?

И вдруг, безо всякой паузы, добавляет, пристально глядя на меня:
— А это у вас какой регион-номер?

— Регион? — соображаю я, и через секунду уже смеюсь, сообразив, что она снова «сама Подозрительность», — Так Подмосковье же! 50, 150 и 750 — это всё Подмосковье.
— А как вы интересно через Фатеж поехали? — не унимается она, — И главное не по центральной, по Ленина…


Но я-то уже знаю подход!
— А я вот как раз хотел спросить, есть ли в Фатеже́ ещё красивые такие дома?

— Нет. — запросто переключается она. — Один он такой. Его фотографировали-фотографировали! Где-то в газету был он. Давно его…

— А по какому поводу в газету? — переспрашиваю.
— Фате́жскую. Ну фотографировали, что вот красивый вот… Ну и приезжали же, давали премию… Ну и деньги или там что-то такое… За то, что он делал красиво. Он сам это вот всё делал. У него сын, дочь… и это самое… Они оба живы, а это уже новые хозяева́…
— А сыну и дочери лет по сколько сейчас? — неожиданно для себя спрашиваю я.

Я почему-то решил, что им по сорок, и ответ соседки удивляет:

— Ну семьдесят есть… Так примерно… Мне семьдесят пять, ну им также… они живы.. Улицы не знаю где они живут. А эта красота осталася… Красиво конечно. Это всё делал это всё он руками.

— Так — прикидываю я в уме возраст резчика, — он ветеран войны наверное был?

— Да не, он был рабочим… И вот он интересовался, захотел вот это сделать и это… Таких домов я ещё не видела больше, так что это… с этими…
— А почему, кстати, он из металла сделал, не знаете? Обычно ж из дерева дома украшают!

— Ну он… металл… конечно знаю! Потому что это вечно… Это-то вечно. А домик… домик маленький… Кухня, вот эта комната у них… потом там-то спаленка вот эта, одна комнатка там… Новые хозяева́ провели отопление местное… так что просто вот… Потому что это вечно же… Так что… такая красота у нас ещё есть…

— Как же его звали-то, вы не вспомнили?
— Василий Петрович! А фамилию не помню… Это вот уже сколько лет такая красота… Он сам по себе делал… Они жили вдвоём, дочь и сын… Вот четверо они жили, потом дочка вышла замуж, а сына года три или года четыре как он продал этот дом… Ну молодцы вы, что заинтересовались… такую красоту можно сфотографировать… красивый он ага, со всеми этими, да… с этими…

#ВПоискахНаличников  #Фатеж #КурскаяОбласть #ДомоваяРезьба  #nalichniki #наличники 

Деревянные полозья

…Полозья, уложенные на ступени деревянного дома я замечаю издалека. На них невозможно не обратить внимания. Пока снимаю часть улицы до этого дома, размышляю, что за десять лет я отснял без малого двадцать тысяч домов, а уж перевидал их наверное тысяч сто. И вот я впервые вижу крыльцо частного дома, оборудованное для въезда инвалидной коляски.
Подхожу. Справа от крыльца, в тени забора, укрывшись пледом сидит в коляске женщина, лет наверное шестидесяти. Я спрашиваю разрешения снять наличники и дом, она запросто соглашается, просит лишь не снимать её.
⠀
— А это у вас старинный дом? Может быть вы знаете в какие годы эта улица строилась?
— А мы приезжие. — пожимает она плечами, — ну наверное старинный. Не знаю…
— А откуда, если не секрет.
— О, далеко. Из Хомутовского района. Я знаю Хомутовский район, а какая область не знаю…
— А сколько примерно ехать отсюда?
Я пока не был в Хомутовском районе, поэтому навскиду и не могу припомнить такого.
— С утра и до вечера. Целый день словом.

Фотографирую дом, крылечко, не удерживаюсь от похвалы конструкции деревянного заезда для коляски:
— Как же у вас здорово сделали полозья! Это кто вам так?
— Это соседи помогли. Ну а заезжать-то я никак не могу!
— Золотые люди! — присвистываю.
— Ну я же сама-то никак не могу заезжать. — повторяет она, одной рукой поправляя, сползший уже почти до земли, плед.
— А теперь сами можете? — недоверчиво кошусь я на крутоватый подъём.
— Нет, меня завозят. Самой не получается. Рука не работает. А так бы и вовсе дома сидела. Мы тут уже пять лет живем.
— А почему же вы оттуда переехали?
— У меня мама пожилая, где мы жили магазинов не было, ничего не было. Мама не может за хлебом ходить и я тоже. А тут сестра замуж вышла, помогает. Она вон на другой улице живет. На Радищева.
— Хорошо… — аккуратно (как мне кажется) замечаю я.
Женщина, однако, со мной не соглашается:
— Хорошо — когда своими ногами идёшь. Вот это хорошо. А так… Сидеть это очень плохо. Вот у вас работа хорошая — щёлкаете, ходите везде. А потом в газету будете…
— Не в газету, — поправляю, — в музей, в интернет…
— А, вы в музей! Вон чо… А я думала в газету будете писать… Это вы в музей собираете старинные все эти фигуры?
— Фигуры! — смеюсь, — точно!

Из подъехавшей за моей спиной машины выходят женщина лет шестидесяти, за руку с маленькой девочкой. Я здороваюсь, девочка жмётся к ноге, женщина, заметив, что мы беседуем с сидящей в инвалидной коляске дамой, кивает мне улыбаясь. Девочка, вдруг заметив мой самокат, кричит радостно:
— А я первая сюда доехала! Мой самокат вон уже где! — и, бросив руку, бежит к розовому самокату, прислонённому у крыльца, поднимает и тащит его ко мне напоказ.
— А я второй! — радостно заявляю ей.
— Бабушка, смотри! Какой большой самокат! — кричит она восторженно, подойдя ближе.
— Хочешь прокатиться? — спрашиваю.
Она однако не решается: оглядывается на бабушку и даже немного пятится. Бабушка подходит ближе, берет внучку за руку и заговорщицки шепчет:
— Манечка, пойдём попробуем?
Девочка — глаза огромные, испуганные — но кивает радостно. Становится двумя ногами на платформу, вцепляется в руль. Я везу немного вперед, поворачиваю. Самокат по песку едет неровно, но она держится.
— Сколько ж тебе лет, красавица?
— Читыли! — радостно отвечает Манечка, гордая своим знанием.
— Ого! — восхищаюсь, — большая ты какая!
— Уже скоро пять будет! — также гордо добавляет бабушка.

Мы проезжаем небольшой круг, останавливаемся, девочка соскакивает с самоката, и с криком несётся к дому, на крылечке которого появилась старенькая бабушка в цветастом велюровом халате:
— Смотри, кого я поймала!
Бабушка щурит глаза на нечто, зажатое в кулачке, а я гадаю, откуда оно там появилось, если только что она весьма крепко, двумя руками, держалась за руль.
— Что это там у тебя? Паук что ли? — вглядывается старенькая бабушка.
Манечка радостно потрясает рукой:
— Челвяк! А был ещё паук, но я его потеляла!
И вдруг, позабыв про свой зоопарк, поворачивается к бабушке, с которой пришла, добавляет по взрослому:
— Пошли, нас дед в машине ждёт!
Бабушка, берёт её за руку, собираясь уходить, глядя на нас, смеётся. Рассказывает:
— Заходим в магазин, там игра какая-то продаётся, что-то пять тысяч. Дед: «Нет». А эта коза ему говорит: «Ну ладно, пенсию получишь, купим!»
Внучка хохочет, понимая, что рассказывают о ней, прячется за спиной бабушки. Вдвоём они отходят на несколько шагов, потом девочка поворачивается, немного бежит назад, машет мне и кричит:
— А у меня есть котик! Он настоящий! Чёлный! — и ну пулей снова догонять бабушку.

Отсмеявшись мы переглядываемся с хозяйками дома. Манечкино вмешательство принесло что-то свежее в воздух, и хоть теперь вроде и говорить снова не о чем, но как-то вдруг лучше всё стало вокруг…
— Хорошо! — говорю.
— Хорошо. — Соглашается со мной женщина в коляске. — А вы в доме живёте?
— Не, — говорю, — к сожалению пока в квартире.
— А чего ж? В своем доме хорошо, — качает она головой, — вышли: травка… А в квартирах там что, одни стенки… А пока дождёшься лифта — уже потемнело и назад идти надо… А у нас тут вона виноград. — Она кивает в сторону заросшей изгороди. — Кислючий, ужас. Он такой синий… Надо его туда наклонять, а он лезет… А вот кстати, — она вдруг повышает голос, поворачиваясь к старенькой бабушке, по прежнему сидящей на крыльце, — мам, какого года дом наш?

Бабушка, устало присевшая на край крылечка, отвечает необычно твёрдым и ясным голосом:
— Марина, дочь, мы ж не строили его! Мы ж семь лет живём! Тут десять хозяевов жило́, а кто тут строил, то не помнить никто… Он давно построенный. Газу не было, уже мы и газ провели. Тридцать тысяч вышло. И газ мы провели и воду провели. Теперь вот с водой и с газом.
— Ого! — говорю. — Теперь совсем, как в большом городе?
— Только канализации тут нет. Тут не делают…
— Слушайте, — внезапно вслух думаю я, — а можно вас сфотографировать на крылечке?
— Ой, — отмахивается бабушка, — старая я! И некрасивая!
— Да ну вы что! — теперь уже я отмахиваюсь от её аргументов, — Зато какой у вас халат яркий!
⠀
Неожиданно на подмогу мне приходит её дочка:
— Это его работа такая. Он все старинные фигуры у нас тут снимает! — и смеясь добавляет, — особенно его интересуют деревянные! Так что ты теперь в музее, мам!
— В музее буду сидеть? — искренне удивляется бабушка. — О! Пугаться будут люди меня, старой бабки. Восемьдесят лет уже! Так а вы откуда?
— Из Подмосковья.
— А у нас тут раньше куры бегали, — неожиданно меняет она тему. — А сейчас не пускаем.
— Почему не пускаете? — Не понимаю я.
— Соседи ругаются. Что копають. Ищут лапами камушки и землю. Теперь не пускаем вот.

Некоторое время молчим. Я пытаюсь вспомнить, когда вот так запросто встречал гуляющих кур и понимаю, что, наверное это повсеместное явление. По крайней мере еще лет семь-восемь назад, кур по переулкам гуляло довольно много. А теперь встретишь их раз в месяц и радуешься, как ребёнок.


— Ладно, — вздыхаю. — Здорово у вас, а пора идти дальше. Спасибо вам большое!
— А пожалуйста — говорит старенькая бабушка.
— А мне-то за что? — переспрашивает женщина в коляске.
— Ну как же! За разговор, за хорошее настроение!
Женщина кивает, улыбается.
Бабушка отвечает за неё:
— Ну разговаривать она это да… Умеет… Только что вот ножечки не ходють… Эх, совсем ножечки не ходють… А другие ведь ходють-ходють, а проку с них никакого… Да всяких хватает… Ну счастливо!

#ВПоискахНаличников #КурскаяОбласть #ДмитриевЛьговский #ДомоваяРезьба #nalichniki #наличники