Выше Ивана Великого и круче Рыбинска

…— За старыми домами? Это надо походить. Тут весь лягушечий посад ещё остался. Ну это… походить надо. Ну и в деревни вот… Тоже..
Полный довольно, белобородый мужчина, прогуливающийся с голым торсом и полуторалитровой бутылкой пива, охотно взялся рассказывать о сохранившихся деревянных домах, но споткнулся я об его повествование в самом начале:


— А Лягушечий посад — это где?
— Ну центр… Лягушечий посад. Ну спросишь там… В карте не смотри, там нету этого…
— Это историческое название что ли?
— Да. Когда строить здесь начали, в шестидесятых годах, здесь было болото. Там — он показывает куда-то вдаль, — идет промышленная зона, там ангар… ну короче там сзади, вода вон до сих пор стоит… да… такое вот лето  — и воды вон скока стоит. И картошка там всё. Туда дальше вообще всё…  — тут он делает паузу и на секунду прикладывается к бутылке. — Так вот с того, что было болото и лягушки, так и пошло. Здесь же посады были…
— Посады? Это в смысле… — начинаю вопрос я, но досказать не успеваю.
— Посад это улица. — обрубает он столь нетерпеливо, что я даже удивляюсь такой резкости, —  по старинному оно так. Как бы поэтому… по истории это же поселение. —  он делает акцент на слове «поселение» прикладывается к горлышку уже надолго. Затем выдыхает тяжко, вытирает рукой усы, смотрит на свет сколько осталось и продолжает. — Здесь своих населенных пунктов… верней… как их на… — икота пробивается и не даёт ему договаривать слова — назвать… как бы ру… русских нету… здесь жили…

— В смысле ссыльные что ли? Привезли и поселили?
— Не… нет! Они сами приходили! Поселениями… Есть даже фильм, вот когда Ростов Великий вот это… образо… вывался… вот это прочее-пятое-десятое, князь этот, Владимир… Это было поселение как бы… Там ещё дальше, вот поедете за деревню… — он тяжело сглатывает, давя отрыжку, выпивает ещё несколько глотков, — за деревню… там будет поворот на.. это… на… налево и вот если там…

Однако в этот момент внутренний навигатор похоже капитулирует перед алкоголем и маршрут заканчивается бессильным:

— короче надо историю смотреть. Из книжек здесь очень это… это же колокольня она бо… большое значение вот имеет, а делать ничо не делает. Она ж оказывается выше колокольни Ивана Великого в Москве.

— Да ладно!

— Да — с гордостью распрямляется он. — Она сто с лишним метров. А колокольня Ивана Великого — «я никогда не думал, что двузначное число можно произнести настолько уничижительно» — восемисят восемь. Её разрешили построить только с тем условием, что она будет ниже той… Ивана Великого.

— Ну? — нетерпеливо требую я. — И как?
— Так вот поедите — посмотрите: она построена в низине! Все колокольни, все церкви, они строились на холмах! На возвышенностях. И вот она… а она построена в низине! Тут же какое богатое село было. Тут, знаете, каменных домов было больше, чем в Рыбинске. Восемьдесят каменных домов было уже в начале прошлого века!
— Двадцатого?
— Девятнадцатого! — воздевает он палец к небу. — Здесь вот тут… Собсна говоря, у меня дедушка, царство ему небесное, он на колокольню эту лазил. Она ж горела два раза! Он там… Там часы были наверху! И на последнем ярусе… — он повторяет, словно желая подчеркнуть важность этих слов, — на последнем ярусе, жили монашки. Они вот кажное утро туда подымалиса и спускалиса. Она когда загорелась, дед их спасал. Лестница-то была деревянной, они обгорелиса. 


Тут он, словно горн, поднимает бутылку к губам, да так надолго, что я начинаю задумываться, не забыл ли он, часом, обо мне. Бутылка заканчивается, он тяжко вздыхая ставит её на землю и тут же достаёт из кармана большой пакет с тыквенными семечками, за которые сразу же и принимается, поминутно отплёвываясь в траву.

— А в какие годы колокольня горела? — спрашиваю.
— Я так не помню… Да я маленький был… И вот это тоже со слов… это болото всё и называется Лягушечий посад. А на карте нет.
— То есть, выходит, что нигде, ни в каких картах этого названия нет, а местные все знают?

— Да, но, вот… ммм… эта… потом… ммм…

Он ещё несколько секунд издаёт какие-то малопонятные звуки, однако всё же собирается с силами, трясёт головй и продолжает:

— Потом вот эта… М… Мо́логская вот там вота улица, Мо́логская. Ну Мо́лога.

— Это в честь речки?

Отрицательно качает головой и пальцем строго так вправо-влево:

— Речка была не-не… Речка называется… Называлась… Это щас она — Он снова начинает икать — называется Са… …ра. А она называлась просто Ра! А потому что здесь были поселения, здесь жили народности малонаселенные! Угоро-финские! И они относились… Почему вон тут все названия здесь такие замудреные? От там едешь улица… не, не улица, а река название там… как бы… Ки-не-шма! Там всё…  Фино-угорское! — было видно, что он силился подобрать правильное прилагательное, сполна описывающее всю замудрёность названий, и явно радуется найдя нужное. — Здесь была царица какая-то, правила. А основатель этого селения, как бы практически всего… Вот там церковь вы проехали… Мимо кладбища… Вот как заходите на кладбище, там будут камни такие стоять, перед этим… основатель как бы этого Поречья… У него кстати был каменный забор, у этого монастыря… — почему-то вдруг воспоминает он. — А основатель его Эмильянов.

— Емельянов?
— Да. Он какого-то тыщу семсот уже такого… и его улица, верней переулок, есть в Москве. Он занимался мануфактурой. У него магазины были, целая улица. И где? В самом центре, где Арбат! Во.. В том-то и дело. А основатель этого завода, знаете? Это же француз основал! Он назывался завод душистых трав. Цикорий здесь сушили. Здесь котлы были привезенные с самой Франции, ну… А этот француз, ему Петр Первый сказал здесь построить завод. Он это место… типа для Катьки, как её дача была. А француз… С этим французом Коркунов был его заместитель, который в то время имел… это он потом уехал на юг, а тут все помнят — начинал он отсюда.  Так он считался тут богатым, у него было пять тысяч рублей! Он считался самым богатым.

Некоторое время он молча очищает семечки ест их. Я в своё время так и не освоил эту хитрую науку, а он довольно бодро чистит: чувствуется, что за его спиной этой шелухи уж если не Эверест, то Казбек-то наверняка.

И вот здесь делали цикорий, вот это всё прочее, травы вот эти лечебные… А там вот по улице почему вон есть конский поворот? Там стояла сотня Куликова. Генерал Куликов. Он выиграл во Французии… Ему Катька отписала тут… Ну и у него там целая конница стояла… Здесь дохера интересного! Ну эт надо… — он фокусирует глаза на мне и, видно вспомнив о важном, почти кричит, — здесь же музей же есть! В музее там наличники кстати тоже есть! Вот улица.. эмм… эта… как её… ну… Ну башня, от неё едете налево, оттуда направо… едете там прямо, там поликлиника, а после неё детский садик.  И там как раз, вот есть этот музей. 

— Краеведческий? — логично уточняю.
— Огородника! — передразнивает он меня.

— Почему? — смеюсь.

— А потому что здесь вот огурцы, здесь вот вся эта рассада отсюда пошла по всей стране. Отсюда же Пётр отправлял всех местных в Голландию учиться. Огородному делу, ну! А краеведческий в Ростове есть, потому у нас — «Музей Огородника». У нас здесь весь посёлок, если один вот родня, то целая улица она будет родная, понимаете? Если фамилия одна, то хоть через дом, хоть на другом конце — а всё если Куликовы, то они мне родные, моей там какой-нибудь тётки, а её сын уже троюродный и пошло-пошло…
— Куликовы? — переспрашиваю, — Это вы от того самого Куликова?

— Нет… Вот мы тоже считали, что от того самого. Нет, не того. Тот генерал сам по себе.

— А то приятно такого предка-то поди иметь?
— Хм… — Мечтательно как-то произносит, —  может быть. Кабы  вот не дед мой, царство ему небесное, он же сюда приехал. Кабы переселенец считается.

— А откуда?
— Не, не знаю. Не знаю. Ладно, пойду я. А то чего…


PS В разговоре речь идёт о селе Поречье-Рыбное Ростовского района Ярославской области. Но разговор этот состоялся в соседнем селе Огарево, поэтому наличник на фотографии оттуда.

PS2 Колокольня в Поречье-Рыбном на самом деле имеет высоту 94 метра (Иван Великий 81), и считается самой высокой колокольней, построенной не в городе.

#ВПоискахНаличников  #ЯрославскаяОбласть #ПоречьеРыбное #ДомоваяРезьба  #nalichniki #наличники